Всё хорошо, что хорошо кончается

Бонс Олли

— Хе-хе, добрыми знак... — успеваю я произнести до того, как давлюсь шарфом.

— Я был готов к чему-то подобному, — довольно замечает Гилберт (и это был его шарф). — Знаешь, Сильвер, есть вещи, над которыми подшучивать не стоит.

— Вот именно! — и Тилли сердито суёт мне под рёбра острый кулачок, который я ощущаю даже сквозь тёплый камзол и плащ.

— Чдо дакое? — недоумевает ничего не понявший Андраник.

— Ничего особенного, — успокаивает его Гилберт. — Ничего, на что стоило бы обратить внимание.

Не знаю, как долго мы бредём, но, похоже, проходит порядочно времени, потому что даже хелб, лежащий в саквояже Тилли, начинает казаться мне аппетитным, ноги устают, а глаза слипаются.

Гилберт по пути начал собирать подсохшие плети корней, и сейчас у него уже немалая охапка. Мы с Андраником тоже несём немного. Удивительно, но этот парень до сих пор умудряется не жаловаться, хотя из всех нас ему наверняка хуже всего.

Наконец мы останавливаемся, укладываем собранное на землю и разводим костёр. Огонь горит недолго, быстро пожирая сухую древесину, но времени хватает, чтобы поджарить хелб. В таком виде он заметно вкуснее.

Сбившись в кучу у стены, чтобы было теплее, мы постепенно засыпаем.

Мне снится хороший сон: я сижу за большим пиршественным столом, передо мной на серебряном блюде лежит жареный гусь. Отломив ножку, я вгрызаюсь в неё. Странное дело, но у мяса почему-то вкус шарфа, к тому же оно не жуётся.

Открыв глаза, я понимаю, что это и был шарф. Я злобно плююсь, и от этого просыпается спавший рядом Гилберт.

— Что-то случилось? — сонно спрашивает он, приоткрывая правый глаз.

— Да вот шарфа наелся, — бормочу я, снимая с языка ещё одну шерстинку.

— А нечего было храпеть, — равнодушно произносит мой друг и отворачивается, пытаясь устроиться поудобнее и ещё подремать.

Тут я начинаю кое о чём догадываться и хочу об этом поговорить, но в это время замечаю отсутствие Тилли и Андраника. Саквояж Тилли лежит у догоревшего костра, здесь же остался и наш единственный фонарь. Куда же могли деваться эти двое?

Издалека вроде бы доносятся голоса, и я поднимаюсь, чтобы разведать обстановку.

Приходится пройти какую-то часть дороги на ощупь, но затем впереди показывается яркое пятно света. Это горит факел, воткнутый в землю.

Чуть дальше я вижу Тилли: она тараторит, размахивая руками, и, похоже, пребывает в крайнем волнении. Время от времени она наклоняется вниз.

Я подхожу ближе и уже могу разглядеть, что Тилли стоит перед провалом. Потолок тоннеля в этом месте сильно опустился вниз — видно, земля просела из-за древесных корней, образующих здесь невероятно густую сеть, а пол рухнул.

— Да замрите же, не шевелитесь! — причитает Тилли. — О боги, принц Андраник, зачем вам только понадобилось туда лезть? Одному-то! Погодите, помощь приведу!

— Я здесь, — говорю я успокаивающе и хлопаю Тилли по плечу. — В чём дело?

— А где Гилберт? — спрашивает негодная девчонка, вовсе не выглядящая обрадованной. — Он не с тобой? Я за ним!

— Всё отличдо, — доносится снизу. — Я смогу перебраться да ту стороду.

Я наклоняюсь, чтобы поглядеть туда же, куда и Тилли раньше, и вижу Андраника, вцепившегося в корни. Он болтается над бездной, во мраке которой, судя по звуку, с рёвом несётся поток. Но возвращаться к нам Андраник не спешит: он пытается добраться до противоположного края провала.

На моих глазах корень, за который он слегка дёргает, чтобы перенести вес тела, обрывается и повисает в его руке.

— Да что ж такое! — досадует Андраник, бросая эту ненадёжную опору, и пробует на прочность второй корень.

Однако обрывается и тот.

Рано или поздно у этого недотёпы не останется сил, чтобы удерживаться. Зная его, не совру, если скажу, что это будет скорее рано, чем поздно.

— Погоди, я сейчас спущусь! — пытаюсь я докричаться сквозь шум воды, заглушающий слова. — Не дёргайся!

Когда я уже становлюсь на колени, чтобы дотянуться до ближайшего корня, висящего низко из-за опустившегося потолка, меня кто-то хватает за плечо и оттягивает. Разумеется, это оказывается Гилберт.

— Не лезь! — приказывает он. — Я сам.

Затем этот герой сбрасывает плащ, чтобы тот не сковывал движения, и пробирается вперёд. Первый корень, на котором он повисает, трещит, вниз сыплются комья земли. Я даже замираю от страха, но вскоре всё затихает. Раскачавшись осторожно, Гилберт перебирается на соседний комок корней и оказывается уже совсем рядом с Андраником.

— Давай руку! — требует он, но Андраник мотает головой.

— Нет, ты не удержишь меня!

— С талисманом силы я могу удержать троих таких, как ты! Руку, говорю, давай!

— С талисманом, может, и можешь, — мямлит Андраник, не трогаясь с места. — Но только...

— Руку! — рявкает Гилберт, и Андраник, сделав испуганное лицо, послушно протягивает ладонь.

Однако вслед за этим почему-то случается так, что корни, служившие Гилберту опорой, трещат и сильно опускаются вниз. С ними уходит вниз и он сам, выпуская руку Андраника, чтобы не утянуть того с собой.

— Проклятье! — вопит Тилли, наблюдающая за всем этим вместе со мной. — Гилберт, держись, не то упадёшь в воду!

— Думаешь, он сам этого не понимает? — досадую я. Сердце моё стучит как бешеное.

Далеко под нами Гилберт с осторожностью пытается влезть повыше, чтобы достать до древесных плетей слева или справа. Ему это почти удаётся, но корни, по которым он карабкается, вновь с шумом проваливаются вниз. На мгновение мне кажется, что они совсем оборвались, но нет, в воду падает лишь часть. Гилберт остаётся висеть на тонком-претонком корешке над самой водой, осыпающиеся комья земли колотят его по голове и плечам, и неясно, как долго он продержится. Под ним бушует поток.