Всё хорошо, что хорошо кончается
Шрифт:
Мы узнаём, что здесь, у гор, живут лишь четверо — Туула с Нииушем да братья Туулы, Фьок и Йарру. Фьок у них считается молодым, хотя по виду вполне мог бы быть чьим-то дедом, и именно он чаще других отправляется на охоту. Детей у Туулы нет.
— И к лучшему, — говорит она. — Если бы мне было послано одно дитя, страшная жизнь ждала бы его, когда уйдём мы, старики. Что может быть горше — остаться одному в этих белых пустошах, среди воспоминаний и следов былого. Я не желала бы ему такой судьбы.
— У некоторых рождается много детей, — говорю я, вспоминая принцесс Третьего королевства. — Хватит даже, чтобы вновь заселить пустующие земли.
— И что бы их ждало потом? — хмыкает Туула. — Они не смогли бы создать семьи, наш народ всё равно был бы обречён.
— Но ведь ещё есть люди, к которым ушла Нела, — напоминает Тилли, отрываясь от своего альбома. — Почему вы тоже не ушли к ним или они не присоединились к вам?
— Мы слишком разные, — помолчав, роняет старуха.
Больше она ничего не поясняет, потому остаётся лишь догадываться, что она подразумевала. И почему она считает их племенем Нелы, Туула тоже нам не сказала — лишь поглядела так, поднимая брови, будто объяснений здесь не требуется. Может быть, это какие-нибудь колдуны?
Сборы занимают почти весь день. Да и дни здесь недолгие — мы ни разу не видели солнца, небо лишь делается серо-белым на какое-то время, а затем мир опять погружается во тьму. В путь мы двинемся завтра.
— Мне одновременно и радостно, и тревожно, — взволнованно говорит Андраник, вертясь под своим одеялом. — Неужели мы вот-вот отыщем королеву Нелу? А то, что с нами происходит, можно ведь назвать настоящими приключениями, да? Ох, я вряд ли усну!
— Я уверена, что это и есть приключения, хотя лучше бы нам было вернуться домой, — говорит Тилли. — Всё-таки я беспокоюсь за вас, то есть за тебя...
— Хр-р, — неожиданно перебивает её тот, кто не собирался спать.
— Нечего тут смеяться! — шипит на меня Тилли, поправляя одеяло Андраника. — Весь дом перебудишь! Вовсе не вижу ничего смешного!
Это она напрасно. Я думаю, если не замечать вокруг ничего смешного, мир покажется довольно унылым местом. Но каждый сам решает, как ему жить.
Послушав недолго, как ветер завывает над крышей, я засыпаю тоже.
Глава 13. Белые просторы позади и лес
Поутру меня расталкивает Гилберт.
— Поднимайся, в путь пора! — отвратительно бодрым голосом сообщает он.
Нам приходится щедро смазать лица жиром, ведь предстоит долго пробыть на холоде. Снаружи ещё довольно темно. Надеюсь, Туула не ошиблась и не собирается выставить нас из дома среди ночи.
В провожатые нам дают Фьока. Несмотря на почтенный возраст, Фьок могуч, время не сумело согнуть его спину, и плечи его широки. Ростом он даже немного выше Гилберта.
Тёмное неулыбчивое лицо старика изрезано морщинами, но в чёрных волосах виднеется только одна седая прядь — у виска. Оттуда же к щеке тянется старый шрам. Интересно, как он получен, но спрашивать неудобно.
Фьок тащит сани с поклажей. Гилберт настаивал, что повезёт их сам, но старик лишь молча отстранил его и направился вперёд, размеренно ступая. На остальные слова Гилберта Фьок обратил не больше внимания, чем на свист ветра, так что мой друг в конце концов плюнул и перестал тянуть к себе верёвку саней. Он пропустил вперёд меня, сонную Тилли и отчаянно зевающего Андраника и пошёл замыкающим.
Старая Аннеке увязалась за нами. Она то скачет в густом снегу слева или справа, проваливаясь по уши, то убегает вперёд, исчезая из виду. Я слежу за её полосатым хвостом, взлетающим над сугробами, и это единственное доступное мне сейчас развлечение.
Спутники мои идут угрюмо, будто воды в рот набрали. Слева и справа в неохотно наступающем рассвете белеет снежная равнина. К счастью, сейчас безветренно.
Путь под ногами хоть и заметён свежим снегом, но видно, что этой дорогой нередко кто-то пользуется. Не приходится прилагать особых усилий, чтобы идти, да и широкие полозья саней оказывают нам услугу.
Обернувшись, я вижу вдали три снежных дома, тающих, будто в тумане. Над двумя из трёх поднимается дым. Гилберт, идущий сзади, поспешно прячет что-то в карман (зеркальце, не иначе, совсем сдурел со своими усами).
К тому времени, как с Тилли слетает сон и она начинает привычно сыпать вопросами, мы добираемся до длинного замёрзшего озера. Кое-где темнеют полыньи, уже затянутые молодым ледком.
— Как называется это озеро? — спрашивает Тилли. — А оно глубокое?
Фьок молчит.
— А что за рыба в нём водится? Какого размера была самая крупная, что вы видели? А на какую наживку ловите? Как рыба не замерзает здесь?
Фьок не издаёт ни звука. Миновав заснеженный берег, поросший чахлыми кустарниками, он первым ступает на лёд и продолжает идти по нему так же неторопливо и уверенно, как прежде по снегу.
Старая Аннеке притаивается за ветками, придавленными снегом, и водит хвостом из стороны в сторону, глядя на Фьока. Затем в два прыжка она догоняет его, пытается остановиться, но её заносит на льду. Но даже когда Старая Аннеке врезается боком в колени Фьока сзади и роняет его, он не издаёт ни звука — молча встаёт, отряхивается, поднимает верёвку саней и идёт дальше.
— Ой, ребята, — громко шепчет Тилли, оглядывая нас блестящими глазами, — ведь он же, наверное, немой! Я только сейчас поняла, что и не слышала прежде, чтобы Фьок сказал хоть слово!
— Может быть, и глухой? — робко предполагает Андраник. — Он будто не слышит ничего вокруг.
— А видели тот шрам у него на виске? — говорю я. — Он, наверное, ударился головой, и с тех пор ничего не слышит и сказать не может. А вдруг у него и с головой не в порядке, и он заведёт нас куда-то не туда?