Всё хорошо, что хорошо кончается
Шрифт:
— Сильвер, как тебе не стыдно, — укоряет Гилберт. — Нам бы не дали в провожатые человека, который бы не справился с этой ролью. Уж с головой у него точно получше, чем у тебя.
— Ну спасибо, — горько говорю я и внезапно для Гилберта подставляю ему подножку. Он падает с воплем.
Фьок идёт впереди и ухом не ведёт.
Старая Аннеке, заметившая нашу возню, решает поучаствовать. Она скачет вокруг Гилберта, мешая ему подняться на ноги, и тот с трудом отгоняет расшалившуюся кошку. Тилли, смеясь, пытается удержать
— Похоже, талисман силы выдохся, — замечаю я.
— Не выдохся, а лежит среди поклажи, — поясняет Гилберт. — Фу, морду убери!.. Без надобности его лучше не трогать, не то будет как тогда в тоннеле. Тилли... кому сказал, убери морду!
Андраник, краснея, делает вид, что увлечён разглядыванием горизонта и не слышит ни слова.
Фьок, от которого мы порядком оторвались, вдруг останавливается. Обернувшись, он молча глядит на нас.
Старая Аннеке под его тяжёлым взглядом утрачивает игривость и отходит, поджимая хвост, в сторону. Гилберт наконец поднимается, подаёт руку Тилли, а затем отряхивает себя и её. Мы догоняем Фьока, и он всё так же молча разворачивается и продолжает путь.
— Я думаю, он правда ничего не слышит, — шепчет Тилли. — Гилберт так заорал, что у меня чуть сердце не остановилось, а старику хоть бы что.
— А чего шепчешь тогда? — спрашиваю я. — Если он глухой, то и твоих слов не услышит.
— Да я так, на всякий случай... — негромко произносит Тилли, опасливо косясь в сторону Фьока, но с такого расстояния он в любом случае не расслышал бы ничего.
Миновав озеро и небольшую равнину, поросшую редкими кустарниками, мы оказываемся у леса. Впрочем, лесом это назвать сложно, деревья здесь чуть выше нашего роста. Я не могу понять, то ли это сосны, которые так искорёжило холодом, то ли какая-то неизвестная мне доселе хвойная порода.
У опушки леса темнеет остов разрушенной хижины.
Здесь Фьок останавливается. Отыскав взглядом Гилберта, он кивает ему и передаёт верёвку саней, когда тот подходит. Затем Фьок указывает рукавицей куда-то вперёд, настороженно глядит на Гилберта из-под кустистых бровей и опять показывает направление.
— Нам идти в ту сторону? — спрашивает Гилберт, выкрикивая каждое слово. — Туда?
И повторяет рукой жест Фьока.
Лицо старика дёргается, он сглатывает и внезапно говорит громким голосом:
— Самое высокое дерево, держите путь на него. Дойдёте — увидите жильё чужаков. По пути три брошенных хижины. Поднимется буран — переждите.
— Спасибо вам! — кричит Гилберт.
Затем, видимо, сочтя, что Фьок мог его не услышать, мой друг прижимает ладони к груди и отвешивает небольшой поклон. То же самое делает и Андраник, а затем и мы с Тилли.
— Лёгкой дороги, — желает нам старик.
Затем он поворачивается ко мне, упирается затянутым в меховую рукавицу пальцем мне в грудь и несколько мгновений молчит, поджав губы.
— Я слышал каждое слово, — наконец говорит он, убирая руку.
Фьок оглядывает нас напоследок, прищурившись, затем разворачивается и пускается в обратный путь. Мы слышим, как он свистит, подзывая Старую Аннеке.
— А почему он сказал это именно мне? — смущаясь и сердясь, спрашиваю я.
— Ха-ха-ха, ой, не могу, — сгибается от хохота Тилли.
— Вовсе не вижу ничего смешного, — фыркаю я и бреду по снегу в направлении самого высокого дерева в здешнем лесу.
С дорогой нам везёт, хотя как посмотреть. Погода нынче тихая, снегопада нет, ветер совсем небольшой. Я был бы не против остановиться в одной из заброшенных хижин и перекусить, но Гилберт упорно проходит мимо.
— Лучше нам не задерживаться, — говорит он. — Туула сказала, если не мешкать, дойдём до темноты. Не хочу терять ни дня.
Любопытная Тилли суёт нос в каждый из заброшенных домов и неизменно разочарованно сообщает, что там не осталось совсем ничего стоящего — разве что замёрзший пепел в очаге.
А когда мы оказываемся рядом с самым высоким деревом в здешнем лесу, до ушей наших доносится какой-то странный звук, напоминающий постукивание. Тюк, тюк, тюк!
— Дятел? — предполагает Тилли. — Ой, нет, он бы замёрз. Что это может быть?
— Похоже, кто-то рубит дерево, — догадывается Гилберт. — Наверное, те люди, к которым мы идём. Давайте поспешим!
И мы, минуя заснеженные кустарники и скрючившиеся до земли деревья, вылетаем на поляну навстречу опешившему мужику, не ожидавшему, очевидно, повстречать здесь кого-то ещё. Он пятится и роняет здоровенный кусок грубо отёсанного камня, острым концом которого пытался перерубить сухую ветку.
— Вы-то ещё кто такие? — изумлённо басит лесоруб, сдвигая меховой капюшон на затылок, чтобы лучше нас разглядеть. Нижнюю часть его лица скрывает грубый шарф, неумело сотканный из серой шерстяной пряжи, и видны лишь светлые глазки на красном лице без бровей и рыжий клок волос, спадающий на лоб.
— Мы тут гуляем, — говорю я ему. — Погодка сегодня хорошая.
— Мы ищем Нелу, — перебивает меня Гилберт. — Нас направили сюда старики, живущие у гор.
— А сами-то вы откуда? — взволнованно спрашивает мужик. — Из-за гор? Есть путь, который ведёт прочь из этих проклятых земель?
— Боюсь, что нет, — отвечает Гилберт. — Мы оказались здесь, лишь чудом уцелев, и в обратном направлении по той дороге уже не пройти. Так Нела у вас?
— Ох, — только и роняет мужик и садится прямо в снег. Кажется, на глазах его даже выступают слёзы. — Да что ж такое-то, неужто суждено здесь помереть!
Тут он замечает Тилли, с интересом изучающую каменный топор.
— Не трожь! — говорит ей мужик и отнимает инструмент. — Он острый, даром что каменный. Это Нела помогла сделать, да... Обождите, веток наберу, чтобы хоть дом протопить. Обычно я к реке хожу — у берегов попадаются брёвна, вода приносит их сверху, да только старый Эб захворал, не хотел я его оставлять надолго.