Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
— Очень хорошо, — сказала Джессика. Его возбуждение было заразительно. — А что произошло, когда твои руки состарились?
— Мой… мой ум стал… косным. И у меня заболела спина Вот здесь, он коснулся места чуть выше левой почки.
— Ты выучил наиважнейший урок, — сказала леди Джессика. — Ты понимаешь, что это за урок?
Руки его упали, он поглядел на нее и сказал:
— Мой ум управляет моей реальностью, — глаза его сверкнули, и он повторил погромче. — Мой ум управляет моей реальностью!
— Это начало равновесия прана-бинду, —
— Что мне делать дальше? — спросил он.
— Миледи, — стражник, ответивший на ее вопрос, осмелился теперь вмешаться. — Время…
«Интересно, есть ли кто-нибудь в такой час на их пунктах слежения?» подумала Джессика. И сказала:
— Удалитесь. Нам нужно поработать.
— Но, миледи… — охранник боязливо перевел взгляд с Фарадина на Джессику и обратно.
— По-твоему, я собираюсь его соблазнить? — спросила Джессика.
Тот закоченел.
Фарадина охватило веселье, он расхохотался и выпроваживающе махнул рукой.
— Вы слышали ее. Удалитесь.
Охранники поглядели друг на друга, но повиновались.
Фарадин присел на край кровати Джессики.
— Что дальше? — он покачал головой. — Хотелось мне верить тебе, и все же я не верил. Потом… потом мой ум как будто стал таять. Я устал. Мой ум сдался, перестал бороться с тобой. Вот так это было. Да, вот так! — он щелкнул пальцами.
— Не со мной боролся твой ум, — сказала Джессика.
— Конечно, нет, — согласился он. — Я сражался с самим собой, с той чушью, которой был обучен. Ну, что теперь дальше?
Джессика улыбнулась.
— Признаться, я не рассчитывала, что ты так быстро добьешься успеха. Тебе понадобилось только восемь дней и…
— Я был терпелив, — ухмыльнулся он.
— И терпению тоже ты начал учиться.
— Начал?
— Ты едва-едва пригубил от учености. Теперь ты и вправду младенец. До этого ты был… неродившейся возможностью.
Углы его рта поникли.
— Не будь так мрачен, — сказала она. Ты это сделал. Это важно. Сколь многие могут сказать о себе, что они родились заново?
— Что следующее? — упорно повторил он.
— Ты будешь упражняться в том, чему научился, — сказала она. — Я хочу, чтоб у тебя это получалось очень легко, в зависимости лишь от твоей воли. Потом я заполню еще одно место в твоем сознании, которое это упражнение распахнуло в тебе наружу. Оно будет заполнено способностью проверять, как подействуют твои запросы на любую реальность.
— Это все, что мне сейчас делать?.. упражняться в…
— Нет. Теперь ты можешь начать тренировку мускулов. Скажи мне, можешь ли ты пошевелить мизинцем левой ноги, чтобы больше ни один мускул твоего тела не дрогнул?
— Мизи. — Она увидела, как на лице его появилось отстраненное выражение — он пробовал пошевелить мизинцем. Вскоре он поглядел на свои ноги, уставился на них. На его лбу выступил пот. Из груди вырвался глубокий выдох. — Нет, не могу.
— Да, можешь, — ответила она. — Ты этому научишься. Ты познаешь каждый мускул своего тела. Познаешь их точно так же, как знаешь свои руки. Он тяжело сглотнул перед такой распахнутой перспективой. Затем спросил:
— Для чего ты эго со мной делаешь? Каков твой план в отношении меня? — Я намереваюсь высвободить тебя над мирозданием, — ответила она. Ты станешь кем угодно — кем сам больше всего жаждешь стать.
Он осмысливал сказанное одно мгновение.
— Кем я только ни пожелаю стать?
— Да.
— Это невозможно!
— Если только ты не научишься управлять своими желаниями так же, как управляешь своей реальностью, — сказала она. И подумала: «Вот оно! Пусть его аналитики разбираются с этим. Они посоветуют ему принять это, но с осмотрительностью, а Фарадин на шаг приблизится к пониманию того, что я делаю на самом деле».
Он сказал, проверяя свою догадку:
— Одно дело — сказать человеку, что он осознает свое сердечное желание. Другое дело — воистину подвести его к этому.
— Ты пойдешь дальше, чем я думала, — сказала Джессика. — Очень хорошо, обещаю: если ты полностью пройдешь эту программу обучения, ты станешь хозяином самому себе. Что ты ни сделаешь — эго будет только то, чего ты захочешь.
«И пусть Видящая Правду попробует вычленить из этого все смыслы», подумала она.
Он встал, и выражение его лица, когда он склонился над ней, было теплым, а было в нем чувство товарищества.
— Я, знаешь ли, верю тебе. Будь я проклят, если знаю, почему, но верю. И не скажу ни слова о других вещах, о которых думаю сейчас.
Джессика смотрела на него, пока он, пятясь задом удалялся из ее спальни. Завернув глоуглобы, она легла. В Фарадине есть глубина. Он сказал ей ни много ни мало, как то, что начал понимать ее умысел, но по собственной воле присоединяется к ее заговору.
«Подожди, пока он не начнет постигать свои собственные эмоции», подумала она. С этим она успокоилась и вернулась ко сну. Завтра утром, предвидела она, ей будут отчаянно докучать случайные встречи с разными придворными, задающими внешне невинные вопросы.
Глава 43
Человечество периодически проходит через убыстрение своих дел, переживая гонку между обновляемой жизнеспособностью существования и манящим обессиливанием декаданса. В этой периодической гонке, любая пауза становится роскошью. Только тогда можно вообразить, что все дозволено, что все возможно.
Апокрифы Муад Диба.
«Касание песка — важно», — сказал себе Лито.
Ему, сидевшему под ослепительным небом, был ощутим крупнозернистый песок под ним. Его принудили съесть еще одну обильную дозу меланжа, и ум Лито обратился на себя самого, подобно водовороту. Глубоко внутри воронки этих завихрений покоился остававшийся без ответа вопрос: «Почему они добиваются того, что я это скажу?» Гурни был упрям — нет сомнений. И приказ свой он получил от леди Джессики.