Все кошки смертны, или Неодолимое желание
Шрифт:
Кажется, доктор тоже это почувствовал.
– А ну-ка, пойдемте в дом, - не терпящим возражения тоном потребовал он, другой рукой подхватил меня под мышку, легко развернул и повел к своему подъезду.
Оценивая происходящее как бы со стороны, я с исследовательским интересом отметил, что вот уже в третий раз прохожу эту дистанцию. С той разницей, что вместо Нинель или ее больной матери к лифту теперь несут меня.
В квартире Ядов, предварительно содрав с моих плеч куртку, сразу уложил меня на диван. Уселся рядом на стул, быстрыми
– Так-так, следы от инъекций совсем свежие… — пробормотал он себе под нос. Нащупал двумя пальцами вздувшуюся вену, одним точным скупым движением вогнал в нее иголку. И только когда на другом ее конце показалась капелька крови, слегка притормозил, чтобы спросить:
– Так что все-таки употребляли, не поделитесь?
– Скополамин или пентотал, - заплетающимся языком поведал я.
– И сразу за этим амфетамин. Потом, попозже, абсентом… отлакировали.
– Однако, - округлил глаза доктор Ядов.
– Пентотал с амфетамином - понятно. Похоже на обычный разведдопрос. Но чтоб абсентом пытали - такого я еще не слыхал…
– Абсентом - уже сам, надо было как-то оттянуться, - пояснил я, только сейчас словно впервые осознавая, что абсент - тоже была не совсем моя идея. — Потом курил еще что-то, не помню… с грибами…
Не задавая больше вопросов, доктор вытащил три разных ампулы, ловко отщелкнул им горло, набрал полный шприц и начал медленно перегонять его содержимое в меня. Содрогающая все тело лихорадка стала утихать буквально «на игле».
– Что это?
– пробормотал я запоздало.
– Могу гарантировать: хуже не будет, - грубовато ответил он.
Но потом, уже извлекая из меня иголку, смягчился и пояснил: - Немного расслабляющего. Немного успокаивающего. Сейчас полежите четверть часика под моим контролем и, если все нормально, пойдете домой баиньки. А пока приложите к ранке салфетку и прижмите пальцем.
Некоторое время мы пребывали в молчании. Я прижимал пальцем салфетку, а доктор осуществлял за мной контроль. Но в конце концов первым не выдержал он:
– Так где это вас так, пентоталом-то с амфетамином?
Вместо ответа я приподнялся на диване и испытующе посмотрел ему прямо в лицо. Ничего не высмотрел и спросил:
– Вам это правда интересно? Или так, для поддержания разговора?
Ядов ответил мне таким же прямым взглядом:
– Правда. Но если не хотите рассказывать…
– Вот что, доктор, - сказал я, решительно переводя тело в сидячее положение. Слишком решительно, потому что голова слегка закружилась, но я быстро восстановил равновесие. После успокаивающего и расслабляющего в мозгах действительно прояснело. И даже язык обрел прежнюю форму, перестал спотыкаться на каждом слове.
– Вот что, милейший Виктор Петрович. Я много чего могу вам порассказать, но сначала хотел бы кое-что уточнить. Не возражаете?
– Уточняйте, - кивнул он.
– Как говорится, чем могу…
– Вы давеча рассказывали что-то про Фрейда, — начал я.
– Про психоанализ и про это самое подсознательное, куда уходят всякие подавляемые эмоции, детские страхи, психические травмы и все такое. И что эти самые травмы могут в будущем стать причиной психических отклонений, так?
– Так, - кивнул он.
– Только не подсознательное, а бессознательное. Ну, или уж тогда подсознание. Но все равно, у вас, юноша, отменная память.
– Не жалуюсь, - согласился я.
– А психоанализ — это такая штука, которая позволяет всю эту дрянь со дна выгрести, вытащить на свет божий, рассмотреть, разобрать и вылечить психическое отклонение.
– Ну, далеко не всякое отклонение. И не всегда удается, - задумчиво заметил Ядов.
– Но в целом суть вы ухватили.
– Ухватил, - удовлетворенно повторил я.
– И еще вы говорили, что за сто лет психоанализ развивался и видоизменялся. И что вы тоже внесли в это дело кое-какой вклад, да?
– Скромный, весьма скромный, - покачал он головой.
– И в довольно узкой специфической области.
– Ну, насчет вклада не мне судить, - согласился я.
– А что касается области, если я опять же правильно запомнил, вы говорили, что занимаетесь ролевыми играми. И не просто разговорами вытаскиваете все эти неприятные воспоминания, а устраиваете из них как бы театр. Разыгрываете пьесу на заданную тему - ищете в старых драмах другие повороты или, там, финалы. Можно сказать, история в сослагательном наклонении. И все это с целью э… еще такому слову красивому вы меня тогда научили… Вот, с целью сублимации! Я ничего не наврал?
– Нет, - медленно покачал он головой, - не наврали. Правда, сублимация здесь не цель, а средство… Но в чем, собственно, ваш вопрос, позвольте спросить?
– А вот в чем. Недавно один мой знакомый, не будем пока называть имен, поведал, что дал денег на организацию частной клиники, специализирующейся на лечении половых извращений. Я так понимаю, это ведь тоже считается психическим отклонением, да?
Доктор кивнул.
– Ну вот, - продолжал я.
– Еще он рассказывал, что лечат их там по совершенно новой методике, не имеющей в мире аналогов. Под названием то ли теа-тротерапия, то ли драмотерапия.
Теперь доктор Ядов слушал меня, больше не кивая, но и не отрывая от меня пристального взгляда.
– Так вот и вопрос, - сказал я наконец.
– Вы, случайно, не имеете отношения к этой частной клинике?
Произнося все это, я тоже старался заглянуть ему в лицо. У профессора на скулах отчетливо заалели два ярких пятна, а кончик носа, наоборот, побелел и слегка заострился. Ответ уже был мне ясен без всяких слов. И Ядов не стал отмалчиваться.
– Имел, - медленно произнес он и повторил: — Имел отношение. Но больше не имею.