Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
— Будь аккуратна, Аня, — все чаще заботливо напутствовала Татьяна Алексеевна.
***
Желание помочь Ане во множестве ее внутренних проблем, которые она — во всяком случае перед Татьяной Алексеевной — не хотела признавать, усиливалось живым интересом к самой личности девочки: к ее сложному, местами неординарному характеру. Воскресенская словно вдохнула в Краснову чем-то живым, настоящим, и не без преувеличения — ценным; пробудила в ней со временем забываемые чувства своей нужности, полезности и необходимости, что придало глазам Татьяны Алексеевны живой блеск, а с лица смахнуло застывшие в годах черты.
Замечая
Татьяна Алексеевна не ошиблась, распознав в этих чувствах природу материнства, о котором так тосковала, как бы не старалась в своем бессилии заглушить. Это чувство оказалось столь сильным, что одна мысль утерять ее наводило ужас, повевая холодом одиночества. С ним — этим чувством — уже не было так одиноко, как прежде, хотя оно и больно жалило Татьяну Алексеевну за невозможностью излить его на Аню, но в этой боли было нечто наполненное смыслом и теплом. Казалось, что потеряв его, Татьяна Алексеевна неминуемо потеряет саму себя — свою живую часть; тут же, на месте завянет красивый распустившийся цветок и больше никогда, во веки не восстанет.
Стыдилась же она зависти, следом омрачавшей светлые порывы души. Зависти к живой, кровной матери Ани, место которой ей никогда не дано занять, только если в своих мечтах. Замечала она, что порой, незаметно для себя попрекала маму подопечной за то, в чем приходится ходить ее дочери. Эти грубые, как солдатские ботинки; мальчишеская куртка и какая-та невзрачная блузка с затертыми до бела джинсами. Все это расстраивало Татьяну Алексеевну, которая ничего с этим поделать не могла, но создавало повод порицать маму Ани, хотя отлично знала, что отца у девочки нет, а мать как может, зарабатывает. Потому, поймав себя на подобной мысли, Краснова старалась унять свое недовольство, а все остальные побуждения по отношению к Ане держать при себе, как сокровенную тайну и никаким — к сожалению — образом не выказывать своих чувств. И почему, задавалась она, не редко светлые, искренние чувства оборачиваются какой-то потаенной, мрачной мыслью, становясь острым клинком на противоположной стороне намерений, которым непременно порежешься?
***
Постоянные посещения кабинета Татьяны Алексеевны во время школьных занятий необходимо было прекращать, тем более со временем для этого настал благоприятный момент. По поведению Ани можно было сказать, что она более-менее раскрепостилась и вроде как — приглядывалась Краснова — стала ей доверять. Предупреждая возможный скандал с Ириной Васильевной по поводу прогулов Ани в кабинете психолога, Татьяна Алексеевна не долго думая, но с небольшой опаской разрушить зыбкое строение их отношений, начала разговор.
К большому удивлению Татьяны Алексеевны, в ответ Аня только смешно фыркнула, демонстрируя свое как-бы разочарования и лишь якобы
3
— Аня, а я вчера дочитала «Последний шаг дороги» Искаева, — словно предвкушая победу, улыбалась Татьяна Алексеевна.
— Кого дочитала? — кисло сморщилась Аня.
— Помнишь, ты мне как-то некролог Искаева прочитала? И там была чья-то приписка: цитата из его последней книги, где главный герой разочаровывается в Боге и в своей жизни. Якобы, словами персонажа автор выразил свое собственное разочарование.
— Ну, — подозрительно вытянула Аня, — помню. Он не только в боге разочаровался. В человеке тоже, — хмурилась Аня.
— Да, — согласилась Краснова, — и якобы в человеке.
Ане не нравились все эти «якобы», уже два раза так отчетливо врезавшиеся в ее уши. Тема закрыта! И так все понятно, думала она, — пауки в ржавой банке и приказано им жить и быть счастливыми. Но Татьяна Алексеевна восприняла это как вызов, потому что так смотреть девочке на мир непозволительно и вредно. Она зареклась осторожно, мягко и как можно безболезненно выкорчевать этот губительный образ — «одну из причин страданий Ани», в чем абсолютно убеждена.
— Те слова, что ты тогда вычитала, были произнесены Отчаловым не как окончательная мысль. Его слова вырвали из контекста. Это правда. В середине книги Отчалов разочаровывается в Боге и человеке, и во многом другом, но в конце произведения он возвращается к первоначальной своей мысли, ради чего и жил; и кажется, дополняет ее. Вот послушай, я выписала вчера.
Аня тяжело вздохнула. Она смотрела на Татьяну Алексеевну скучающим взглядом, подперев подбородок ладонью. Пауки и банка! Что тут непонятного? Банка — мир; пауки — пожирающие своих сородичей люди. Разве люди не тем же зачастую занимаются, имея разнообразие в средствах?
— Да (это говорит Отчалов, тот самый персонаж), да, я всю жизнь просил и не получил, а теперь и нет смысла в моей просьбе. Я и подумать не мог, что все эти годы был на столько слеп. Я был настоящим дураком! Не мог оценить самого главного, чем удостоил меня Бог. Я же что просил? Дай, говорил ему, мне это, чтобы не терзала меня злость и был я хоть немного человечнее, но ведь я получил большее! И вчера это понял! Я получил, что хотел с лихвой. Не стал я немного человечнее, я именно человеком стал, понимаешь? И я не боюсь, что ты посмотришь на меня как на высокомерное ничтожество. Возможно, так оно и есть, но не в этом суть. Знаешь, где находится в людях человек? Я тебе скажу! Человек там, где у него есть желание стать лучше! Вот-вот, именно в этом месте и находится человек, а там и Бог спрятан. Будь уверен, именно там. Этого я тебе уже не могу объяснить, потому что сам не понимаю, но всей душой, всей душой я знаю это! — Татьяна Алексеевна победоносно, улыбаясь посмотрела добрыми глазами на Аню и с размахом положила листок с выпиской на журнальный столик.