Всё летит в бездну
Шрифт:
Гилберт тоже вздыхает и покачивает головой, не открывая глаз. Затем кашляет.
— Ты точно цел? — с беспокойством спрашиваю я.
— Я только что сыграл роль сиденья для двоих, — слабым голосом отвечает он. — Рёбра вроде бы не сломаны, но я хочу ещё немного посидеть, не шевелясь. Так говоришь, свадьба настолько пришлась тебе не по душе, что ты решил сбежать любой ценой?
Я заламываю пальцы и тревожно озираюсь. Типпи и Диппи вместо того, чтобы вмешаться, деликатно отошли и сидят на камне, с которого им хорошо видно нас, но вряд ли слышно.
— Ну да, — наконец отвечаю я, — я этого не хотел, а мне дали знать в последний момент, когда Нела приехала. У меня не было возможности переубедить отца или на что-то повлиять!
Гилберт оборачивается ко мне и недоуменно поднимает брови.
— Но почему же ты был против? — изумляется он. — Мне казалось, ты хорошо ладил с Нелой.
— Хорошо, но — свадьба! Это же совсем другое! Ох, как же мне теперь стыдно. Даже представить не могу, что ей пришлось пережить по моей вине.
Гилберт хлопает меня по плечу.
— Да, мы все переволновались, когда поняли, что ты куда-то пропал. Но главное, что ты жив, надо бы дать знать остальным.
— Я, пожалуй, лучше останусь под землёй. После такого позора, после сорванной свадьбы...
— Почему — сорванной?
— Ну как же, я пропал в самом начале, перед церемонией. Неужто Неле вместо праздника не пришлось выслушивать слова сочувствия от всех, кто был рядом, а отцу — краснеть за меня и оправдываться перед разочарованными людьми? Знаешь, сколько раз я уже об этом думал с того момента, как ушёл? — признаюсь я. — Я всех подвёл. Опять.
— Нужно сказать, — мнётся мой друг, — твоё отсутствие заметили далеко не сразу. Уже ближе к ночи, когда все наелись, наговорились и натанцевались, а гости начали расходиться по комнатам, мы вспомнили, что тебя давно не было видно.
— Ты хочешь сказать, — я едва шевелю внезапно онемевшими губами, — что всё было зря, и свадьба всё-таки состоялась?
— Ну да, — кивает Гилберт и непонимающе хмурится. — Почему бы ей не состояться?
— Без меня! — мой голос срывается, и я замолкаю.
Разве так вообще возможно? Всё подписали даже без моего присутствия и без согласия? И все эти беды, которые я на себя навлёк, все эти страдания оказались напрасными. Так, значит, от судьбы не уйдёшь!
Гилберт крепко берёт меня за плечо и встряхивает.
— Ты что, плачешь? — бестактно спрашивает он. — Теперь ты должен мне объяснить, почему этот союз встал у тебя поперёк горла. Я совершенно ничего не понимаю.
Из моей груди вырывается отчётливый всхлип, хотя я старательно давил рыдания.
— Да как ты можешь быть таким чёрствым, — сделав усилие, произношу я. — Я не хочу-у-у!
— Почему?
Меня изумляет его непонимание. Как будто до этого момента я казался страстно влюблённым в Нелу!
— Что ты за осёл, — говорю я, сжимаясь в комок и закрывая голову руками. — Она чудесная, умная, красивая, но я не хотел на ней жениться! Я бы хотел оставаться её другом, но не мужем!
Гилберт погружается в долгое молчание.
— Скажи-ка мне, — наконец произносит он странным голосом. — Скажи мне, пожалуйста, с чего ты решил, что Нела должна была выйти за тебя замуж?
— Как это? — не понимаю я и, шмыгая, оборачиваюсь к нему. — Ты о чём вообще говоришь, а кто, если не она?
— В последние месяцы Нела нередко у вас гостила. Ты заметил?
— Да, отец всегда радовался её визитам, советовался с ней по разным поводам. Я и не думал тогда, что он замышляет наш союз...
— То есть ты не обращал внимания, что они с Бернардом стали проводить вместе очень много времени, да и он сам несколько раз бывал в Мёртвых землях?
— Обращал. Ну и что? Я же говорю, она очень умная, отец не раз признавался, что был бы рад всех советников заменить ею одной. А в Мёртвые земли он ездил тоже по каким-то делам королевства, не могла же Нела часто бросать детей. Я знаю, она очень ответственно относится к их обучению, а Тея тогда ещё была не готова взять всё на себя.
— Хорошо, допустим, что-то случилось с твоими глазами, и ты перестал видеть, — вздыхает Гилберт. — А что насчёт ушей?
— Говори прямо, к чему клонишь! — сержусь я, и тогда он отвечает:
— Нела вышла замуж за твоего отца, осёл ты этакий. Всё давно к этому шло, и я совершенно не понимаю, как ты мог этого не увидеть, не услышать и не понять.
Что, как? Да быть того не может! Так ведь... почему же тогда отец... он же говорил! Хотя я уже не помню точно, что и как он говорил. О боги. Если это и правда так, как говорит Гилберт, то этот случай увенчает собой коллекцию всех моих провалов. Ох, это даже хуже, чем когда я решил поговорить с Андраником и попросить прощения... нет! Не думать, не вспоминать!
И я трясу головой и прошу Гилберта:
— Повтори ещё раз!
Он повторяет, но смысл от этого не меняется. Какое счастье, я свободен! Какое горе, я безнадёжный осёл. Провалиться бы сквозь землю, но я уже тут.
Внезапно пол под нами содрогается. Мы вскакиваем на ноги, но тряска прекращается быстро. Надо бы мне быть осторожнее с желаниями.
— Это она! — верещит Типпи.
Он свалился с камня и теперь лежит на земле, прикрывая макушку лапами. Его шапочка откатилась в сторону.
— Тише, тише, — уговаривает его товарищ, тряся усами и поглаживая Типпи по спине. — Уже прекратилось.
— Кто это — «она»? — интересуется Гилберт, подходя ближе к норятелям. Правильно, самое время сменить тему разговора.
— Она! — шипит Типпи, весь трясясь. — Настало время при-принести ей новую жертву! А не то мы все провалимся в раскалённые недра земли!
Новая тема беседы начинает нравиться мне не больше старой.
Гилберт скрещивает руки на груди и, прищурившись, глядит на норятелей.