Всё летит в бездну
Шрифт:
— Наверное, вы ужасно рады этой свадьбе?
Толстяк шевелит усами, улыбаясь. Его глазки блестят.
— Нет, — мрачно заявляю я. — Не рад и мечтаю оказаться подальше отсюда. И день сегодня отвратительный. Я не выспался и голоден. И хочу побыть в одиночестве.
Гость вскакивает так быстро, будто скамья под ним раскалилась.
— Ох, простите! — испуганно произносит он. — Не хотел вас беспокоить! Конечно, я уйду!
И он улепётывает (довольно быстро, учитывая телосложение).
«Сбегу», — бьётся в голове. Но нет, нет, так нельзя. Хоть бы этот назойливый не оказался сплетником.
Чуть позже я пробираюсь в свою комнату, тщательно выбирая путь и укрываясь то за одной, то за другой дверью, чтобы проходящие мимо не заметили меня. Слышу, меня зовёт отец, но не откликаюсь. Торопливо проходит Нела, спрашивая у кого-то, не встречался ли им принц, но я не хочу видеться и с ней. Наконец я ныряю в свою комнату, тщательно запираю дверь, приваливаюсь к ней спиной и сажусь на пол.
— Вот ты где, — довольно произносит Гилберт. Он, как оказалось, сидел в кресле с книгой. — Я как раз хотел поговорить...
— А я не хотел! — злобно отвечаю я. — Уходи, оставь меня!
— Что случилось? — удивляется он. — Ты почему такой сердитый?
— Потому что не завтракал, — рычу я. — Сам уйдёшь или мне тебя выставить?
Он пожимает плечами и покидает комнату, забыв книгу. Это оказываются «Правила поведения на королевских свадьбах», и я со злости пинаю их ногами, пока растрёпанный томик не улетает под кровать. А потом открываю шкаф, где у меня на всякий случай припрятана пара бутылочек вина.
Затем я падаю на кровать и отказываюсь с неё вставать ради контрольной примерки наряда, ради разговора с Сильвией, ради праздничного обеда и даже ради праздничного ужина. Ещё раз приходит Нела, затем отец, затем ко мне пытается пробиться Гилберт, но я всем советую уйти куда подальше.
После ужина я слышу лёгкий стук в окно — сверху спускается корзина с провизией. Видимо, Сильвия вспомнила детство. Так мы поддерживали друг друга, когда бывали в качестве наказания лишены сладкого или просто заперты в комнате.
— Спс-сибо! — громко говорю я, чтобы меня было слышно сверху, и тяну корзину к себе. Затем быстро закрываю окно, потому что беседовать ни с кем не намерен даже теперь. Впрочем, Сильвия позаботилась вложить записку.
«Не огорчай отца, — пишет она, — выйди и поговори с ним. Он места себе не находит, а ведь завтра такой важный день. Надеюсь, ты со своими капризами не собираешься пропускать церемонию?»
Как это — завтра?.. Гости ведь только приехали. Да ещё и не все успели, наверное. Я распахиваю окно, чуть не падая при этом наружу.
— С-с-сильвия! — ору я. — Кк-кая щё цремония?
— Ты что, пил? — ахает она. — Погоди, я спущусь к тебе.
— И думть не смей, — я покачиваюсь, цепляясь за створку. — Ч-чво тк быстро?
— Завтра всё скрепят на бумаге, — долетает до меня голос сестры, — а затем ещё дней двадцать праздновать будем. Отец решил не ждать долго. Приехать и повеселиться на пиру успеют все, кто хочет. Сильвер, я не собираюсь перекрикиваться, нас отлично слышат другие люди. Давай-ка я к тебе зайду.
— Я н-не открою, — заявляю я ей и захлопываю окно.
Сильвия, конечно, спускается и долго стучит и упрашивает. Но я и правда не собираюсь ей открывать — я пью, ем пирожок, плачу и размышляю о том, почему пирожки не женятся. Я бы лучше женился на пирожках, и это уж точно был бы союз по любви. По крайней мере, с моей стороны.
Наконец за дверью слышится голос Эрнесто. По счастью, он не лезет ко мне, а уводит Сильвию.
Не помню, как я уснул. Просыпаюсь я от того, что дверь влетает в комнату и падает неподалёку от меня. В проёме стоит очень сердитый отец. Он одет во что-то светлое и праздничное. За его плечом приплясывает дедуля Йорген в новом мятно-зелёном наряде.
— Не ожидал я от тебя такого! — кричит отец. — Нам уже пора выходить. Не хватало явиться позже невесты!
Я поднимаю лежащую рядом бутылку и трясу. Она пуста. Поднимаю вторую — о! Делаю большой глоток.
— Что ты творишь! — орёт отец и вырывает бутылку из моих рук. Затем сам делает большой глоток.
— Я волнуюсь, — честно признаюсь ему я.
— Я тоже, — говорит он и садится рядом. — Помню, когда я женился на твоей маме...
— Вы уж простите, — прерывает дедуля Йорген, — только мы опаздываем.
— Ах да! — кричит отец, вскакивая на ноги.
По старой привычке он пытается потрепать бороду, но сегодня он гладко выбрит, и руки его лишь делают бесполезные движения у подбородка.
— Вот и праздничный наряд, — обиженно говорит дедуля и кладёт на мою постель что-то светлое и кружевное, как у отца. — Всю ночь не спал, лично дошивал...
Я поспешно плещу в лицо холодной водой из таза, кое-как приглаживаю волосы, натягиваю новую одежду, и мы бежим. Отец тянет меня за руку так, что я перелетаю через три ступени и надеюсь лишь, что меня не вывернет. Позади гремит костями дедуля Йорген.
— Нела нас убьёт, — причитает отец.
По старой традиции имена тех, кто связывает свои судьбы, записываются в большую книгу, хранящуюся в Зале Знаний. Ради такого дела книгу выносят наружу, так как в сам Зал посторонних не допускают почти никогда.
У Сильвии, моей сестры, однажды наступил такой неприятный возраст, когда она без умолку трещала о собственной будущей свадьбе. Тогда у неё даже и жениха не было на примете, но жених и не занимал первое место в этих мечтах. Всё было продумано до мельчайших деталей: фасон платья, цветочные арки и гирлянды для двора, оттенки нарядов подруг, украшения для карет и лошадей, музыка и прочее, что не придёт в голову нормальным людям. Мне Сильвия хотела предоставить корзину с розовыми лепестками, а я обещал надеть упомянутую корзину ей на голову при всём честном народе.