Все лучшие сказки и рассказы
Шрифт:
Пошёл Костылин босиком – ещё того хуже: изрезал все ноги по камням и всё отстает. Жилин ему говорит:
– Ноги обдерёшь – заживут, а догонят – убьют, – хуже.
Костылин ничего не говорит, идёт, покряхтывает. Шли они низом долго. Слышат – вправо собаки забрехали. Жилин остановился, осмотрелся, полез на гору, руками ощупал.
– Эх, – говорит, – ошиблись мы – вправо забрали.
Тут аул чужой, я его с горы видел; назад надо, да влево, в гору. Тут лес должен быть.
А Костылин говорит:
– Подожди хоть немножко,
– Э, брат, заживут; ты легче прыгай. Вот как!
И побежал Жилин назад, влево, в гору, в лес.
Костылин всё отстаёт и охает. Жилин шикнет-шикнет на него, а сам всё идёт.
Поднялись на гору. Так и есть – лес. Вошли в лес, по колючкам изодрали всё платье последнее. Напались на дорожку в лесу. Идут.
– Стой!
Затопало копытами по дороге. Остановились, слушают. Потопало, как лошадь, и остановилось. Тронулись они – опять затопало. Они остановятся – и оно остановится. Подполз Жилин, смотрит на свет по дороге – стоит что-то: лошадь не лошадь, и на лошади что-то чудное, на человека не похоже. Фыркнуло – слышит. «Что за чудо!» Свистнул Жилин потихоньку, – как шарк нет с дороги в лес и затрещало по лесу, точно буря летит, сучья ломает.
Костылин так и упал со страху. А Жилин смеётся, говорит:
– Это олень. Слышишь, как рогами лес ломит? Мы его боимся, а он нас боится.
Пошли дальше. Уже высожары спускаться стали, до утра недалеко. А туда ли идут, нет ли – не знают. Думается так Жилину, что по этой самой дороге его везли и что до своих – вёрст десять ещё будет; а приметы верной нет, да и ночь – не разберёшь. Вышли на полянку. Костылин сел и говорит:
– Как хочешь, а я не дойду, – у меня ноги не идут.
Стал его Жилин уговаривать.
– Нет, – говорит, – не дойду, не могу.
Рассердился Жилин, плюнул, обругал его.
– Так я же один уйду, прощай!
Костылин вскочил, пошёл. Прошли они версты четыре. Туман в лесу ещё гуще сел, ничего не видать перед собой, и звёзды уж чуть видны.
Вдруг слышат, впереди топает лошадь. Слышно – подковами за камни цепляется. Лёг Жилин на брюхо, стал по земле слушать.
– Так и есть, сюда, к нам, конный едет!
Сбежали они с дороги, сели в кусты и ждут. Жилин подполз к дороге, смотрит – верховой татарин едет, корову гонит, сам себе под нос мурлычет что-то. Проехал татарин. Жилин вернулся к Костылину.
– Ну, пронёс Бог, – вставай, пойдём.
Стал Костылин вставать и упал.
– Не могу, ей-богу, не могу; сил моих нет.
Мужчина грузный, пухлый, запотел; да как обхватило его в лесу туманом холодным, да ноги ободраны, – он и рассолодел.
– Ой, больно!
Жилин так и обмер.
– Что кричишь? Ведь татарин близко – услышит. – А сам думает: «Он и вправду расслаб; что мне с ним делать? Бросить товарища не годится».
– Ну, – говорит, – вставай, садись на закорки, – снесу, коли уж идти не можешь.
Посадил на себя Костылина, подхватил руками под ляжки, вышел на дорогу, поволок.
– Только, – говорит, – не дави ты меня руками за глотку, ради Христа. За плечи держись.
Тяжело Жилину, ноги тоже в крови и уморился. Нагнётся, подправит, подкинет, чтоб повыше сидел на нём Костылин, тащит его по дороге.
Видно, услыхал татарин, как Костылин закричал. Слышит Жилин – едет кто-то сзади, кличет по-своему. Бросился Жилин в кусты. Татарин выхватил ружьё, выпалил, – не попал, завизжал по-своему и поскакал прочь по дороге.
– Ну, – говорит Жилин, – пропали, брат! Он, собака, сейчас соберёт татар за нами в погоню. Коли не уйдём версты три, – пропали. – А сам думает на Костылина: «И чёрт меня дёрнул колоду эту с собой брать. Один я бы давно ушёл».
Костылин говорит:
– Иди один, за что тебе из-за меня пропадать.
– Нет, не пойду: не годится товарища бросать.
Подхватил опять на плечи, попёр. Прошёл он так с версту. Всё лес идёт, и не видать выхода. А туман уж расходиться стал, и как будто тучки заходить стали, и не видать уж звёзд. Измучился Жилин.
Пришёл, у дороги родничок, камнем обделан. Остановился, ссадил Костылина.
– Дай, – говорит, – отдохну, напьюсь. Лепёшек поедим. Должно быть, недалеко.
Только прилёг он пить, слышит – затопало сзади. Опять кинулись вправо, в кусты, под кручь, и легли.
Слышат – голоса татарские; остановились татары на том самом месте, где они с дороги свернули. Поговорили, потом зауськали, как собак притравливают. Слышат – трещит что-то по кустам, прямо к ним собака чужая чья-то. Остановилась, забрехала.
Лезут и татары – тоже чужие; схватили их, посвязали, посадили на лошадей, повезли.
Проехали версты три, – встречает их Абдул-хозяин с двумя татарами. Поговорил что-то с татарами, пересадили на своих лошадей, повезли назад в аул.
Абдул уж не смеётся и ни слова не говорит с ними.
Привезли на рассвете в аул, посадили на улице. Сбежались ребята. Камнями, плётками бьют их, визжат.
Собрались татары в кружок, и старик из-под горы пришёл. Стали говорить. Слышит Жилин, что судят про них, что с ними делать. Одни говорят: надо их дальше в горы услать, а старик говорит:
– Надо убить.
Абдул спорит, говорит:
– Я за них деньги отдал, я за них выкуп возьму.
А старик говорит:
– Ничего они не заплатят, только беды наделают. И грех русских кормить. Убить – и кончено.