Все мои уже там
Шрифт:
Через пару минут дверь отворилась, и вошел веселый Банько с коробками в руках:
– Вы представляете! Они опять разобрали всю картошку, всю колбасу и несколько банок икры! Но они совсем не берут свежего тунца и рукколу.
– Вот тебе и ужин! – улыбнулся Обезьяна. – Давай, жрать хочется.
– Нет, ты представляешь? – продолжал Банько. – Они разобрали четыре ящика водки, но не взяли ни одной бутылки «Коннетабль Тальбо»!
– Это без меня, – улыбнулся Обезьяна. – Я и так сегодня чуть было не убил этого урода.
– Да-а-а?! – Банько выпучил глаза.
Друзья отправились на кухню обмениваться впечатлениями, а я вернулся в гостиную к барной стойке. Налил себе рюмку
1. Фехтование
2. Логика
3. Основы права
4. Литература
5. Танцы
6. Одежда
7. Завтрак, обед, ужин
8. Маникюр, педикюр
9. Составление кроссворда
10. Ораторское искусство
11. Занимательная беседа (Ласка)
12. История религии
13. Вино, виски, коньяк
14. Толерантность
15. Стихосложение
16. История искусства
17. Рисование (Обезьяна)
18. Маркетинг (Банько)
19. Фотографировать
20. Писать биографию
Программа занятий для прапорщика получилась несколько сумбурной. Несколько проблематичными представлялись мне пункты 11 и 17: не очень-то я мог вообразить, как прапорщик будет вести занимательную беседу с Лаской, которую чуть не придушил, и как будет брать уроки рисования у Обезьяны, от которого получил булыжником по голове. Другие пункты у меня тоже вызывали много вопросов. Как научить логике совершеннейшее животное? Как преподавать историю искусства, если в доме нет ни одного альбома с репродукциями? Где взять маникюршу и куда ее девать, после того как ей станет известна наша тайна? Я раздумывал над всем этим, когда пришел Банько и объявил весело:
– Ласка! Алексей! Ужинать!
Ласка проснулась. Мы пошли на кухню и обнаружили на кухне так красиво сервированный стол, что переглянулись заговорщически и решили переодеться. За пару минут Ласка сменила свой банный халат на платье с шалью, а я поднялся к себе, чтобы надеть чистые брюки и свежую рубашку.
Это был по-настоящему красивый ужин. Горели свечи. Играло рубиновое «Тальбо» в хрустальных бокалах. Посреди стола на виллероевском блюде высилась огромная гора свежей рукколы. А рядом стояло другое блюдо, на котором истекали соком куски свежего тунца. Банько и впрямь был неплохим кулинаром. Тунец был пожарен, что называется, «леге артис»: на большом огне, так, что стейки были покрыты хрустящей корочкой, а на разрез краснело почти что сырое мясо.
Утренних происшествий мы не вспоминали. Болтали о том о сем. Банько уморительно рассказывал про то, как работал менеджером в маркетинговой компании и как получил однажды задание позиционировать на рынке кока-колу как полезный и натуральный продукт…
– И что вы думаете? – балагурил Банько. – Оказалось, это возможно. Оказалось, что кока-кола была изобретена в Америке как средство от расстройства желудка. Оказалось, что кока-кола – это почти халяльный продукт, если только удалить из нее какого-то тертого червяка, которого в нее добавляют. Оказалось, что кока-кола может быть кошерной, если только ее приготовит кошер. И даже червяк тут не помеха, потому что червяк оказался ближайшим родственником совершенно кошерной саранчи…
Банько балагурил. Мы смеялись. Ужин подходил к концу. И тут вдруг постучали в окно.
Ласка вскрикнула. Мы все обернулись. За окном, прижимаясь лбом к бронированному стеклу, стоял, покачиваясь, наш прапорщик. Обезьяна попал ему камнем точно в нос. Нос у него был сломан, свернут на сторону и распух. Прапорщик пытался говорить что-то, но его было не слышно через стекло. И он показывал пальцем на дверь – чтобы мы открыли.
Обезьяна встал, вышел в прихожую, и мы слышали их разговор. Обезьяна говорил твердым голосом, а прапорщик гнусавил и мычал.
– Ну, что, сволочь, сдаешься?
– Помогите…
– Нет, сначала скажи, сдаешься?
– Сдаюсь… Помогите…
– Пусть попросит прощения! – крикнула Ласка.
– Зайди и попроси прощения, – повторил Обезьяна.
Прапорщик зашел на кухню, оставляя на полу мокрые следы.
– Простите меня, пожалуйста, – он посмотрел на Ласку. – Прости меня. Я это… Сразу не понял, что ты это… беременная.
– Врешь! Как это не понял! – усмехнулся Обезьяна.
– Правда, не понял… Это… – прапорщик обращался к Ласке. – Если б я понял, я бы это… не это…
– Давай, шагай! Это, не это… – Обезьяна взял прапорщика за плечи и подтолкнул к выходу. – Шагай к себе в домик. Сейчас я принесу тебе аптечку, таблеток для головы и пожрать.
Заметно покачиваясь, прапорщик поплелся по дорожке вдоль пруда. А Обезьяна, прислонясь к дверному косяку, сказал мне:
– Видите, Алексей, только первый день перевоспитания, а уже проснулось что-то человеческое в этом звере, – он помолчал немного. – Между прочим, мы только что придумали, как вы говорите, критерий успеха. Ласка подсказала, – Обезьяна помолчал еще. – Он должен захотеть прощения. Ваша работа, Алексей, будет считаться выполненной, когда Янтарный прапорщик добровольно сдастся властям. И не формально сдастся, рассчитывая на корпоративную ментовскую снисходительность. Ваша работа будет закончена, когда он раскается в убийстве и захочет понести наказание по всей строгости закона за убийство и превышение должностных полномочий.
Сказав так, Обезьяна присел на корточки и достал из шкафа аптечку. А Банько рассмеялся:
– Нам что же, тут, всю жизнь ждать, пока он раскается?
– Нет, – Обезьяна покачал головой. – Тебя не было сегодня днем. Ты не видел. Собери лучше ему пожрать и принеси в домик. А я пойду пока попробую починить ему нос.
3
На следующий день мы приступили к занятиям…
Я проснулся до рассвета, открыл глаза и довольно долго не мог понять, где нахожусь. Я лежал, не отрывая головы от подушек, смотрел на поблескивавшее нечто прямо у меня перед глазами и не мог понять, что это. Это нечто сделано было как будто из ртути, оно круглилось металлическими волдырями, и мне стало страшно, когда я подумал, что это, возможно, животное.
У вас бывают приступы панического страха? Это удивительное чувство. Человеку смертельно страшно, и одновременно человек понимает, что это всего лишь приступ панического страха – надо перетерпеть его, и страх пройдет.
Я сел на кровати и огляделся вокруг. На мгновение мне стало легче, когда я подумал, будто нахожусь в своем собственном кабинете в своем собственном доме. Я подумал, что вот встану сейчас, доковыляю до ореховой горки, выпью глоток виски, и страх пройдет окончательно. Я даже уже спустил ноги на пол, но тут только сообразил, что ореховой горки нету в том месте, где я ожидал ее увидеть.