Все напоминает о тебе
Шрифт:
Я снова выдохнула.
– Вера умерла во время родов, - сказала все-таки. Инна Викторовна зажала ладонью рот, но тут же быстро перекрестилась.
– Пусть земля ей будет пухом. А Ира так ее ждала, так ждала... До сих пор ждет, надеется, что она появится... А тебя как зовут?
– Алиса. Вы мне можете рассказать, почему Вера уехала?
– Конечно, - она кивнула и подскочила, - что ж мы так сидим...Анечка, милая, завари чаю. Вы есть не хотите?
– Нет, спасибо. А где сейчас Ирина Георгиевна?
– Спит. Она еще часа три проспит. Хотите на нее взглянуть? Сейчас самое время, а то боюсь, она вас увидит и ...
Инна Викторовна поднялась, маня нас за собой к единственной комнате, прикрытой дверью. Сначала сама заглянула, потом
– Первый инсульт ее ударил после Пашиной смерти, это муж ее, - сказала Инна Викторовна, подавая нам чай, - второй полгода назад. С тех пор она не встает. Редко когда Ане удается ее в коляску усадить и на улицу вывезти, а то просто к окну открытому. В основном, лежит, в потолок смотрит и все бормочет: где же Верочка или на что ты меня покинул... Это уже о Паше... Вот такая судьба. Честно сказать, меня она узнает через раз.
– Расскажите мне о них, - попросила я.
– Да что рассказывать... Обычная жизнь была у нас: деревенские девчонки, отучились в школе, тогда в поселке поболе людей жило, это потом в город стали разъезжаться. Школа была, после нее мы вместе в город подались, в техникум на швей поступили, там она с Пашкой познакомилась, он ее на год старше был, учился на автомеханика. Ну он в нее сразу влюбился, она красавица была, только держись, и Вера вся в нее пошла... Только характером другая... Ира всегда была серьезная, собранная, все по полочкам, все правильно должно быть. Потому Пашка и получил от ворот поворот, мол, сначала выучиться надо, потом семью создавать. Так он ее ждал три года, на работу устроился, деньги копил, а как она окончила, пришел к ней домой руки просить, представляете? Она согласие дала, родители не против были. Через год родилась Вера, жили они в Рыбацком. Работал Пашка автомехаником, Ира устроилась на ткацкую фабрику, и я с ней. Как он ее любил, вы себе представить не можете, пылинки сдувал, а когда Вера родилась... Счастливее их было не найти во всем поселке, вот ей богу. Им все завидовали. Ну время шло, Верка росла, только характером пошла неизвестно в кого, своевольная, ни мать, ни отца не ставила ни во что. Они мухи не обидят, все пытались лаской и любовью, но куда там... Учиться ей было неинтересно, с трудом из класса в класс переходила, все больше по мальчишкам бегала, боялись лет в четырнадцать в подоле принесет, но обошлось... А после школы она вдруг заявляет, я, мол, хочу уехать из этой тьмутаракани, не хочу себя хоронить. Ира с Пашей думали, она неподалеку подастся, в областной центр, может, а она заявляет: в Москву поеду. Как Иру тогда удар не хватил, не знаю. Одного взгляда на Веру хватало, чтобы понять: в Москве она сгинет, или на панель пойдет, или еще чего хуже... И тут Пашка твердость проявил, сказал, никуда не поедешь, сначала получишь образование, а там посмотрим. Только они Веркин характер не учли. Она вещи в сумку покидала, да и сбежала ночью. Что было... Искали ее всем поселком, в городское отделение обращались, только от нее ни слуху, ни духу, так и сгинула... Тебе сколько годков?
– Двадцать четыре.
– Выходит, через два года она уже и умерла, - Инна Викторовна покачала головой, сжав губы.
– Вот тебе и счастье. Так кто же тебя воспитал?
– Я выросла в детском доме. И ничего не знала о своих родителях. Честно сказать, я и сейчас узнала случайно... Дело в том, что Вера попала в больницу без документов, она назвала свое имя, но ее родных не нашли.
– А отец?
– Я не знаю, кто он, - быстро проговорила я, хотя теперь могла твердо сказать, что знаю, все сомнения отпали: мой отец - Иван Абрамов.
–
– Здесь нет Вериных фотографий?
– Альбомы старые есть, сейчас посмотрим.
Инна Викторовна ненадолго скрылась в комнате и вернулась с толстым альбомом в бархатной красной обложке. Внутри были серые картонные листы с наклеенными на них черно-белыми фотографиями. Мы просмотрели весь альбом. Маленькая Вера не вызывала у меня особых эмоций, но вот фотографии последних лет, то есть с четырнадцати до шестнадцати вызвали в горле спазм. Мы, действительно, были очень похожи. Пожалуй, у меня был немного острее нос, пухлее губы, и форма лица более вытянутая, но в целом, сходство бросалось в глаза.
– Похожи, как сестры, - снова покачала головой Инна Викторовна, - хотя ты вышла даже красивее. Видать, отец тоже хорош собой.
Я не представляла, как выглядит Абрамов. Интереса к нему у меня до сего момента не возникало, а теперь? Я решила пока об этом не думать. Нужно как-то разобраться с тем, что есть.
– Я могу взять себе фотографию?
– указала я на фото, где Вере (назвать ее мамой не получалось) было лет семнадцать, она стояла на фоне стога сена, уперев руки в бока, и хмурилась.
– Бери, конечно, - Инна Викторовна аккуратно отклеила фотографию и передала мне, я сунула ее в сумочку.
– Скажите, с Ириной Георгиевной я смогу поговорить?
Женщины переглянулись.
– Надо бы посоветоваться с врачом, - высказалась сиделка, слушавшая нас, - сложно сказать, как может повлиять на нее ваше появление.
Она удалилась в прихожую и несколько минут говорила по телефону.
– Врач сказал, вы можете с ней поговорить, только ни слова о дочери и пока не упоминайте о вашем родстве. Она плохо видит, так что вряд ли вас узнает.
Я кивнула.
– А что случилось с ее мужем?
– задала вопрос.
– После того, как Верка сбежала, у них вся жизнь, как беда. Сначала оказалось, что Вера больше не сможет родить. Потом Пашка заболел, рак легких... Лечили, как могли, дом продали, в город переехали, чтобы удобней было. Прожил долго: почти до шестидесяти дотянул, но все равно болезнь взяла свое. Ну и Иру она подточила, сердце у нее шалить начало, а как он умер, так ее и разбило следом. Выходили, слава Богу, работать уже не могла, встала на инвалидность, но сама ходила, потихоньку, говорила с трудом, лицо-то парализовало наполовину. Потом второй удар, и слегла совсем, пришлось сиделку нанимать. Только Ира уже и вставать не хочет, хотя была бы воля, могла бы на кресле инвалидном передвигаться. Ей жизнь не мила... Доктор заходил дней десять назад, сказал, осталось недолго. Может, со дня на день...
– Инна Викторовна замолчала, вытирая слезы, было видно, что подругу она любит.
Больная проснулась через час, и я зашла к ней вместе с женщинами. Беседа оказалась бесполезной: Ирина Георгиевна бредила и никого не узнавала, в разговор не вступала, и нам пришлось уйти ни с чем.
– Приходите завтра, - предложила сиделка, - может, у нее будет прояснение.
Я вышла из дома в самом мрачном расположении духа.
– Что будем делать?
– спросил Илья, закуривая, я пожала плечами.
– Я останусь до завтра, если хочешь, можешь ехать домой.
– Да ладно уж, останемся вместе, поехали, поищем гостиницу.
Гостиницу мы не нашли, но в десяти километрах от города оказался придорожный отель, правда, одноместных номеров не было, мы взяли двухместный, в номере стояли две дряхлые кровати, качающийся стол и тумбочка. Туалет с ванной были, но тоже не вызывали доверия.
– Да уж, - усмехнулся Илья, - райский уголок.
Я села на край кровати и уставилась перед собой. Моя жизнь перевернулась с ног на голову, и то, что я все еще куда-то двигаюсь, так это из страха. Если остановлюсь, то осознаю все происходящее и сойду с ума. Илья присел на корточки передо мной и положил руки мне на колени, мы посмотрели друг на друга.