Все не так
Шрифт:
– Всегда, – вырвалось у меня прежде, чем я успела обдумать ситуацию.
– И ты знаешь почему? Знаешь причину?
Я молча кивнула и вдруг расплакалась. Он долго утешал меня, успокаивал, гладил по голове и голым плечам, пока слезы не кончились. А когда они кончились, я вдруг рассказала ему все. Он был таким славным, таким добрым, и я так давно его знала, что решила не обманывать его и сказать правду, пока еще не поздно, пока еще мы не женаты и все можно переиграть и отменить.
– Это ужасно, – тихо проговорил он, по-прежнему
– Кто скажет родителям? Ты или я? – Я посчитала, что пора переводить разговор в практическое русло. К тому же, облегчив совесть, я тут же начала раскаиваться в собственной откровенности.
Он отстранился и непонимающе посмотрел на меня.
– О чем?
– О том, что свадьбы не будет. Ты сам скажешь? Или мне сказать?
– Ты не хочешь выходить за меня?
– Нет, наверное, это ты теперь не захочешь на мне жениться. Прости, Володенька, ты так меня любишь, а я видишь какая оказалась… Неполноценная.
– Не говори ерунду. – Он улыбнулся и снова обнял меня. – Ведь ты меня любишь?
– Очень. Очень люблю.
Это было неправдой, но правду я ему сказать не посмела. Все-таки это было бы чудовищно жестоко, ведь до этого я постоянно говорила ему, что люблю.
– И я тебя люблю. Значит, мы будем вместе.
– Но тебе будет плохо со мной!
– С чего ты взяла? Нам вместе будет очень хорошо.
– Я не смогу быть твоей женой в полном смысле слова.
– Сможешь. Пусть не сразу, но сможешь. А мы никуда и не торопимся, верно? Жизнь длинная, мы все успеем.
– Но у меня не может быть детей.
– Ну, что ж поделать… В принципе, это еще неизвестно, врачи часто ошибаются, и не только в плохую сторону, но и в хорошую. Если судьба захочет – дети будут, а нет – значит, нет. Не думай об этом, Муза, думай о том, что мы любим друг друга и скоро поженимся.
Я не понимала, зачем он идет на это. Единственный ответ, который приходил мне в голову, был коротким и всеобъемлющим: ЛЮБОВЬ. Он так меня любил, что готов был жениться на мне, невзирая ни на что.
Несмотря на признание, меня постоянно преследовало ощущение, что я обманываю Володю, ведь я рассказала ему все, утаив самое главное: я не любила его. А может быть, это не было главным?
Незадолго до свадьбы, когда я в очередной раз завела разговор о том, что еще не поздно передумать и пусть он найдет себе более подходящую жену, пригодную для телесных радостей и материнства, Володя сказал:
– Я в одной книжке прочитал совершенно замечательные слова: брак – это договор двух людей о совместном противостоянии жизненным трудностям. Понимаешь, Муза? Не о постели, не о сексе, не о продолжении рода, а о совместном противостоянии. Плечо к плечу, спина к спине, локоть к локтю и полное взаимное доверие. Да, тебе не нравится секс. Но разве это означает, что мы с тобой не можем или не должны вместе противостоять трудностям жизни?
Нам было по двадцать два года,
Мы поженились. Наши родители были счастливы. В течение первого года Володя очень старался меня вылечить и, как он сам выражался, разбудить. Он был нежен, терпелив, но у нас ничего не получалось. И хотя я изо всех сил притворялась, чтобы его не разочаровывать, ни малейшего интереса к сексу у меня так и не появилось. Скучно, противно и утомительно. Правда, уже не больно. Но все равно…
Я была уверена, что ему надоест рано или поздно бороться с моей болезнью и он меня бросит. И в какой-то момент, в очередной раз обдумывая перспективу неминуемого, как мне казалось, развода, я вдруг поняла, что ближе Володи, роднее его нет никого на свете, и если он меня бросит – я не переживу. При мысли остаться без него мне стало по-настоящему больно. Я точно знала, что это – не любовь, потому что нет страсти, нет физического влечения, но что это такое, что привязывает меня к нему, я так и не поняла.
Прошел год, пока он не пришел к выводу, что его попытки разбудить во мне сексуальность приносят мне одни мучения. Перед этим я по настоянию родителей, жаждавших внуков, сходила к врачам, прошла обследование и, когда Володя рассказал мне о результатах, испытала облегчение. Детей у меня все равно не будет, так что можно не насиловать себя, изображая акт любви. Все остальное значения не имело. Володя говорил про какое-то лечение и про какие-то гормоны, но я его почти не слушала, потому что, даже если гормонов будет достаточно, я все равно не хочу никакой близости. Мне все равно будет противно и страшно. И с этим ничего нельзя поделать. Не стану я лечиться, толку не будет, а вред может оказаться огромным.
Мы продолжали спать в одной постели, но Володя перестал меня трогать. Нет, он по-прежнему обнимал меня и целовал то в щеку, то в лоб, то в закрытые глаза, и в его поцелуях мне чудилась настоящая нежность, но все это было так… по-дружески, что ли, по-родственному. На близость он больше не претендовал.
Но я была нормальной женщиной, я имею в виду – разумной, и я понимала, что молодой здоровый мужчина не может обойтись без секса, а если сможет, то это вредно для здоровья. И я каждую минуту готова была к тому, что у него появится другая женщина.
Она появилась. Очень скоро. Даже скорее, чем я предполагала. Володя делал все, чтобы я об этом не узнала, он был по-прежнему нежен и добр, и по-прежнему мы могли разговаривать часами, и нам никогда не было скучно вдвоем. Но она была, я знала точно. Я чувствовала это по тому, как изменилось его поведение. И с замиранием сердца ждала каждый день, что он не придет домой, останется у нее навсегда. Или придет и скажет мне… и соберет вещи. Страшнее часа в моей жизни не будет. Если он меня бросит, я умру.