Всё не то, чем кажется
Шрифт:
— Тьху ты, чаво ради оторвал. Неть, девку-то эту точно не видала. Ишь, страмница, чаво на голове навертела! В наше время приличные девки голову-то покрывали! А но-оги!
— Твоё время век назад прошло, — смеётся черноусый. Ему явно приглянулась Нела.
— И воть энтого чернявого тоже не видала. Ишь, не разберёшь, парень или девица. Парни должны быть — во! — и бабка трясёт толстую ручищу могучего лесоруба, который стоит у двери.
Тут её взгляд падает на меня.
— А энтот... энтот! — срывается она на визг, тыча пальцем в мою сторону. — Энтот!.. Беляшик!..
Бабку ещё долго приходится успокаивать. Нела незаметно уходит на кухню, благодаря чему ужин оказывается спасён. Часть того, что видела бабка (а именно «чудишше зубастое»), удаётся списать на старческие странности, над остальным лесорубы смеются, а главное, теперь верят, что мы были в лесу. Хотя и считают нас, кажется, не особо умнее Оноры.
Глава 35. И пускай суровы тяготы пути, я хочу, чтоб новый ждал нас впереди
Вечером мы втроём сидим рядком на пороге лесопилки, глядя на закат. Хотя и смотреть-то нечего, ведь высокие деревья оставляют свободным лишь небольшой клочок неба. В наших руках дымятся кружки с чаем, а над ними вьётся мошкара.
— Что будем делать дальше? — нарушаю я тишину. — Может быть, отправимся все вместе ко мне? Отец точно будет рад.
— Спасибо за приглашение, — вежливо отвечает Нела, — но я по-прежнему уверена, что хочу в Мёртвые земли.
— А ты? — с надеждой гляжу на друга.
— Прости, но и я тоже, — улыбка слегка приподнимает уголки его губ, хотя голос звучит грустно.
— Дались вам эти Мёртвые земли! — я тут же оглядываюсь, чтобы убедиться, что меня не услышал никто лишний.
— Там осталось много книг. Много знаний, которыми я хочу овладеть, — говорит Гилберт. — Кроме того, в Мертвотопи всё ещё будут отправлять детей. Кто-то должен быть там, чтобы спасти этих несчастных, чтобы научить их жить по-новому, заменить семью, которая от них отказалась.
— Можно мне отправиться с вами? — с надеждой спрашиваю я. — Не могу представить, что нам придётся расстаться. И всё, что с нами произошло, куда интереснее жизни во дворце.
— Этот путь не для тебя, — качает головой Гилберт.
Ночью мне не спится, хотя сегодня впервые за долгое время я нахожусь в тепле и уюте. Добрые лесорубы сделали нам постели из сена, укрыли мягкими шкурами. Воздух вкусно пахнет свежими опилками. Все уже давно сопят, только я верчусь с боку на бок.
Замечаю знакомую фигуру, которая выскальзывает за дверь. Чуть помедлив, иду следом.
Я нагоняю Гилберта у дороги. Он останавливается и будто о чём-то размышляет, глядя в темноту, но оборачивается на звук моих шагов.
— Мы ведь толком не смогли поговорить, — оправдываюсь я. — Последние дни... знаешь, это было ужасно. С начала пути каждую ночь я видел колдуна, а в последнее время он будто и не покидал меня...
— Сильвер, не нужно об этом.
— Я знаю, я тебе отвратителен. Я не раз поступал так, что самому стыдно. Мне так хотелось тоже что-то значить, сделать что-то стоящее...
— Да хватит уже, — Гилберт берёт меня за плечи и слегка встряхивает. — Я хорошо понимаю, что значит быть под действием чар. В другой половине сосуда была моя кровь, если ты помнишь.
— Я много наговорил такого, о чём жалею, — тороплюсь я сказать всё, что думаю. — Что презираю тебя, что не считаю другом. Это не так. Пожалуйста, прости меня.
— И я тоже тебя обижал, — говорит он. — Это всё не мы, это колдовство.
— Так мы друзья? — радуюсь я, но моё сердце тут же падает, потому что Гилберт качает головой.
— Мы не сможем быть друзьями, — печально говорит он. — Тогда ты невольно оказался прав. Из колдуна и короля какие друзья? Король всегда на виду и такую дружбу скрыть не сможет, а связь с колдуном никто не одобрит. Это грозит большими бедами не только для тебя, но и для всей твоей семьи. А может, для всего королевства, если люди начнут бунтовать.
— Не начнут! — возражаю я. — Да я даже не уверен, что хочу быть королём! Я не собираюсь стыдиться дружбы с тобой!
— А ты уверен, что эта дружба — не последствия чар медальона, который мы носили? — усмехается Гилберт.
Тут мне нечего сказать, но я решаю, что подумаю об этом и пойму.
Гилберт мягко подталкивает меня в сторону дома и велит идти спать, а сам остаётся на лесной дороге, заложив руки за спину и глядя мне вслед.
Едва занимается заря, лесорубы отвозят нас в Холмолесье, хотя с этим делом мог бы справиться и один из них. Там мы от души их благодарим, а они приглашают нас ещё приезжать по грибы. При этом все трое подмигивают Неле. Понятно, не хотели с ней расставаться.
Затем они отправляются назад, где их ждёт работа, а мы шагаем к дому Кайи. Она всплёскивает руками, едва завидев нас, бросает выстиранное бельё прямо на дорожку и мчится, ловя нас в крепкие объятия — всех троих.
— Коней ваших я сберегла, — тараторит она, — а вот коза, бедняжка, удрала в лес. И не вернулась — значит, я так думаю, волки её задрали.
— У неё была судьба поинтереснее, она улетела на небо, — улыбаюсь я.
— Так ведь я ж и говорю, волки задрали, — соглашается травница.
Переглянувшись, мы решаем рассказать ей, как всё было, и она только ахает и недоверчиво качает головой. Рассказ выходит долгим, и пока он длится, Кайя успевает нас накормить. После еды Нела молча собирает тарелки, прихватывает у дорожки корзину с рассыпавшимся бельём и уходит к ручью.