Всё нормально на Кубани в конце восьмидесятых
Шрифт:
Ноги мои были кем-то прижаты, и кто-то очень быстро отработал по карманам шортов. Рублей двадцать расходных, пачка жвачки перешли в чужие руки. Сильно прилететь мне не успело. Какие-то крики свист. Топанье. Меня бросили и куда-то в мгновенье ока рассосались. Я попытался дать деру. Вовремя я сгруппировался, ушибов каких-то конкретных как в прошлый раз нет. Да и голова ясная. Не успел, меня схватили за руки:
— Стоять, пиздюк милиция.
Ни хрена! Это как так — то? Я посмотрел по сторонам. Грабанувших меня и в помине не было, а вот фарцу и
Пацан, сидевший напротив меня и прижавшийся к перегородке, отделявшей нас от салона, хмыкнул:
— Ни хера тебя развели малой, смотрел и уссыкался.
— Ну да меня ограбили, — щас думаю, разберутся и отпустят!
— Ты плуг (тормоз, дебил, ебанько), конкретный тебя курсанты вели!
Второй парнишка, сидевший с нами, не отсвечивал, и полу прикрыв глаза, чуть покряхтывал.
— Чего с ним? Побили при задержании, — кивнул я на случайного попутчика.
— Да нууу брось. Нарк он под дозой. Как бы сука стругать не начал.
— Слушай а, что за курсанты?
Попутчик посмотрел на меня с подозрением:
— А ты сам то кто?
Бля! Итак ливер не на месте трясется весь от страха еще и этот начинает нагнетать.
— Палыча знаешь? — ответил я вопросом на вопрос.
— А ну да это высокий такой с чаками (нунчаки) ходит, прича такая клёвая. Нормальные у него пацаны такие с понятием. Ты из его мафии?
— Я его стриг, — бормотнул я, пытаясь сообразить, что мне делать дальше.
— Погоди- погоди, ты не поляк — парикмахер случайно? Слышал от кого-то, говорят, ты за границей стричь учился?
— ПОляк, — поправил я ударение, — ну да я.
Парнишка стал поразговорчивее и как по полочкам, разложил мне все детали недавнего происшествия.
Стопорнули меня курсанты-стажеры из Ростовской школы милиции. Скорее всего, по наводке. Обнесли скорее всего Пашковские у них Саркис за главного, у которого дядя в ментовке. Скорее всего этот Саркис с курсантами за своего и иногда просит за долю малую помочь.
С фарцы и цыган у памятника они имеют бабло, и не мешают им торговать. А вот чего меня- то повязали интересно? Сейчас в тридцать второй участок отвезут и скорее всего, крутить будут. Родителям и родственникам потом сообщат. Ну а если крутить будут, значит у них на меня, что-то есть. Может наводка какая или шнырь какой стуканул. Ну, перепродажа там, может наркота, может еще что.
Пацана то этого отпустят. Он так по мелочи очкамиимпортными да носками приторговывал. Оно и понятно сам курсант — моряк из Новоросса.
Полученная информация мне веселья вообще никакого не доставила. Абсолютно. Дед меня вытащит, к гадалке не ходи. Но как он узнает, что я здесь. А потом с самим старым разборки. А для меня это страшнее милиции.
Мы приехали и нас усадили на корточки возле машины. Молодой милиционер вяло рявкнул не дергаться. Сидеть пришлось долго. Ну, понятно если рванем, ноги, то затекшие хрен убежишь.
Новый знакомец в полголоса рассказывал, на, что могут крутить, что могут подкинуть. Совсем невесело, ну совсем. И тут я узрел знакомую фигуру, выползшую из очередного подъехавшего с клиентами «бобика».
— Степан Осипенко, — крикнул я и тут же получил затрещину от мента, стоявшего возле нас.
Сержант посмотрел по сторонам и заметил меня. Сделав круглые глаза, оглянулся по сторонам и подошёл.
— Ну-ка дай мне цего хлопця, — борзо бросил он охраннику, — я ж его уже веду по сто пятьдесят восьмой.
Тот хмыкнул и пнул меня под жопу, что бы встал. Я, пошатываясь, приподнялся под удивленным взглядом случайного попутчика.
Сержант отвёл меня в сторону к лавочкам возле кустов и забормотал:
— Ну, шо такое, то ты как здесь?
— Джинсы. Купил на рынке, шел через парк. Курсанты задержали армяне отпиздили, джинсов нет, деньги с карманов вытащили. Меня дед отсюда по любому заберет. Вы же в курсе кто он и кем был.
— Та в курсе я, денег нет, говоришь, — он воровато оглянулся, — а шо за джинсы то?
— Чёрные хиповыев Союзе такие только в Москве есть. Помогите товарищ сержант в долгу не останусь.
— Та понял, я с твоим дедом понятно, надо ему сообщить где-ты, куды звонить я в курсе. Хотя протокол о задержании, еще никто не оформлял. Ну и ребята пэпээсники, нормальные ты им… Ну как тебе сказать.
— Сотка, — сказал я, — нагло посмотрев на сержанта, — и добавил, а если до станички довезете еще сотка.
— О, це дило, це дуже гарно. Слухай. Там короче на тебя ни маляв, ни заяв ничаго нет, и дел никаких нет, там один из начальства не кажу хто, дал адресок твой, гаворыт там и 154 и 158 УК, но як бы малолетка непонятно хто, пошерстить сказал. А я шо? Я и поихав. Тут сам понимаешь не дуже гарно. Тебя щас просто крутить будут на спекуляцию, шо то откуда- то свыстить на тебя. Чую эти падлюки родичи майора нашего. А как раскрутят, так и отпустят.
— А смысл меня отпускать?
— Та навар с тебя трясти, ты дурной чи шо? Тебя ж походу срисовали с таким то чубом давно. Щас ежели тебя ни крутить, так и предъявить то нечего. А участковый ваш Дроздов он сам себе на уме. Да и вправе своем. Там япоспрашал, твоих хлопцев станичных. Говорят, стрижешь, так по корефански. Сто шестьдесят вторую к тебе не прилепить. Да и дед твой. Сам понимаешь. Щас вот здеся стой. Так ты не сбрехав за карбованци?
— Чего?
— Деньги.
— Нет.
— Жди, сядь у холодочку, за забор не выскочишь все равно там проволока и КП дежурют. Я к ППсникам. И поедем.
Меня мелко потряхивало, и я присел на лавочку, наблюдая за происходящим. Задержанных быстро рассортировывали и уводили. Как бы за меня не принялись. Совершив трюк из йоги, я засунул руку под футболкой за спину и, делая вид, что почесываюсь, в два приема вытащил из сумочки пятьдесят рублей. Пока я сидел и сам себя накручивал, появился Петренко. Придерживая планшетку на боку, он взял меня за руку и повел к «бобику».