Все новые сказки
Шрифт:
— Ты отпустила Мартина, укусив его в руку, — сказал я. — Так?
— Я отпускаю всех после первого укуса, — ответила она. — Их были сотни… тысячи.
Я — я прежний — вздохнул с облегчением.
— И тебя я хочу отпустить. Но твоя кровь призывает меня.
Она коснулась моего бедра с внутренней стороны, между коленом и пахом. Ее холодные пальцы потерли это место. Прикосновение отозвалось во мне эхом мучительного наслаждения.
Она склонилась надо мной и сместилась на дюйм в сторону от этой точки. Ее лунные глаза были прикованы к моим глазам.
— Кусай, —
В течение следующих четырех суток она сосала кровь из моей руки, другой ноги и наконец — из живота, чуть выше пупка. Меня сотрясал непрестанный экстаз, смешанный с трепетом страха. Я не ел, не спал, не чувствовал необходимости облегчаться. Когда я не питал Джулию, мое тело пребывало в состоянии полного отдыха и расслабления.
— Мы никогда не пьем много, — поведала она мне как-то вечером после трапезы. Она лежала на спине, головой на моем бедре, блаженно облизываясь. — Для жизни нам требуются сущие пустяки. Это вам, людям, нужно убивать и набивать брюхо, чтобы существовать. А для нас полстакана свежей крови хватает на много дней.
— Почему же ты кусаешь меня ежедневно? — спросил я.
В моем вопросе не было страха. После укуса я чувствовал себя одурманенным, размягченным. Просто я хотел понять ее до конца.
Она села. Ее черные глаза засветились странным светом и стали почти белыми.
— Мы не можем размножаться, как вы, — сказала она. — Но мы должны создавать себе подобных. В нашем укусе содержится наркотик, который для большинства людей скоро становится ядом. Однако некоторым — сладким, как ты — мы можем передавать свою природу. Мы называем их своими возлюбленными.
— Ты любишь меня?
— Я люблю твой вкус.
— Я для тебя что-то вроде бифштекса?
Волна отвращения прошла по ее лицу.
— Нет, я люблю не смерть, но жизнь, текущую в тебе и во мне одновременно. Ощущение бытия, которое я несу в себе и которое беру из тебя. Это и есть твой вкус — и он доставляет величайшее наслаждение, которое только может испытать живое существо.
— А как было с Мартином? — спросил я, когда почувствовал, что она собирается уйти. Я ненавидел моменты, когда, насытившись, она уходила. Словно она была нужна мне постоянно, чтобы отодвигать тьму.
— Я уже сказала, в нашей слюне содержится наркотик. Из-за него укушенные стремятся к нам. Обычно они все забывают или помнят нас как сон, но иногда начинают преследовать. Это одно из возможных нежелательных последствий нашего симбиоза с людьми. Я совершила ошибку, приведя тебя в то место, где встретила Мартина. Его желание очень сильно, но если бы я укусила его еще раз, он наверняка бы умер.
— А давно ты его укусила?
— Два года назад.
— И ему до сих пор приходится носить повязку?
— Вряд ли это по необходимости. Иногда они носят повязку как память.
— А ты… — начал я, но она положила ледяную руку мне на лоб, и я отключился.
Когда я проснулся наутро после ее последнего укуса, цепей не было. На единственном стуле я нашел свою аккуратно сложенную одежду. Сверху лежал кремовый конверт,
Я бросился к двери в коридор, который окружал мою келью. Из него вела дверь в еще один коридор, окружавший первый. В этих коридорах не было ничего — ни мебели, ни ковров. Было еще одно помещение сбоку — небольшой туалет. Обнаружив его, я почувствовал, что мое тело возвращается ко мне и что мне надо уходить.
Милый Ювенал,
ты теперь мой и останешься моим до того далекого дня, когда ты или я перестанем существовать. Впереди много лет, а может, и веков. В ближайшие недели и месяцы ты откроешь в себе много нового. Не пугайся этих открытий, не впадай в отчаяние. Ты мой, все равно как если бы вышел из моего лона, а я — твоя, хотя мы не сможем увидеться еще очень долго. Доверяй своей интуиции, своим желаниям. Уступай своим влечениям и страстям. В один прекрасный день мы вновь соединимся — когда это будет безопасно для нас обоих.
Эти комнаты теперь твои. Используй их так же, как я.
С любовью,
Письмо было написано перьевой ручкой, каждое слово в нем было тщательно подобрано и выведено — специально для меня.
Я вернулся в центральную комнату и огляделся. Голый сосновый пол. Простая кровать. Единственный стул. Похоже на стихотворение о жизни Джулии, а теперь и о моей.
Я сел. Где-то очень далеко тихо звучала музыка, будто играли виолончели. Через некоторое время я понял, что так поет моя кровь.
Просидел я долго, гадая, что же за зелье она напускала в рот перед тем, как укусить меня. А потом встал и ушел из ее подземного жилища, не собираясь туда возвращаться.
День был ясный, ослепительный, наполненный громкими, резкими звуками. Я так долго провел в темноте, что глазам было больно, солнце обжигало кожу.
И все-таки воздух и все вокруг было каким-то хрустальным. Я пересек мост, чувствуя легкость, невесомость. Люди, встречавшиеся мне, наоборот, казались толстыми и неуклюжими. Я чувствовал к ним расположение. На середине моста я вдруг понял, что еще ни разу за этот день не вспомнил о своей и чьей бы то ни было расе. Белые, черные, желтые — для меня все были теперь одинаковы.
Я обругал себя и попытался увидеть все в свете политической и расовой ситуации, прекрасно мне известной. Я убеждал себя, что заточение притупило мое ощущение реальности, что Джулия лишила меня способности трезво смотреть на мир.
Но как я ни старался, не мог разглядеть пороки в идущих по своим делам мужчинах и женщинах. А Джулия… ее лунные глаза и легкий акцент не вызывали ни злобы, ни страха, ни обиды, ни желания отомстить.
Я шел, с каждым шагом чувствуя себя счастливее и беззаботнее. Вселенная пела радостный гимн жизни и судьбе. Птицы, насекомые, даже химические ароматы в воздухе пробуждали во мне ностальгию по тому, что ушло в прошлое, но осталось в памяти чувств.