Все плохое уже позади. Том 2
Шрифт:
– Ну, вот, а ты переживала, – небрежно бросила она застывшей внучке, – поехали домой, у меня полно дел.
– Юль, завтра дубль три, – ошарашенно пробормотала Наташа, подруга молча кивнула.
США, Нью-Йорк, православная церковная лавка, среда 7 сентября 1988 года
Но и на следующий день девочкам не удалось улизнуть от Бажени. Узнав, что они собираются, как она говорила «в город», она сразу же побежала переодеваться.
Сначала они заехали в торговый центр, где бабушка, уже не обращая внимания на продукты, с интересом ходила по модным салонам и разглядывала одежду и обувь.
По
Бабушка посмотрела в окно, над входом в магазин висело распятие, в окнах были выставлены иконы и церковная литература.
– Что это? – удивленно спросила она.
– Пойдем, пойдем, – потянула их с Юлей Наташа.
– Что я в церковной лавке не видела? – недовольно пробурчала Бажени.
– Ба, ты все видела, кроме этого, – примирительно похлопала ее по руке внучка, – я случайно наткнулась на эту лавочку, когда искала наглядные пособия для своих рассказов детям про религию и православную веру.
Евгения Ивановна, Наташа и Юля вошли в открытую дверь. В помещении было темно и прохладно, приятно пахло воском. Приветливая женщина неопределенного возраста поправила на голове светлый платочек и обратилась к ним по-английски. Наташа что-то ответила ей и улыбнулась.
– Давай, показывай, что хотела и пойдем отсюда, – нахмурилась Бажени.
Женщина, услыхав русскую речь, вспыхнула от радости, сразу же прилепилась к Евгении Ивановне и начала болтать на немного ломанном русском языке. Она расспрашивала про жизнь в Советском Союзе, интересовалась, кто они и зачем приехали в Нью-Йорк, затем начала что-то втолковывать про истинную православную веру и призывать Евгению Ивановну ходить на службы каждый день. Бажени замолчала, сурово поджала губы и отошла к Наташе. Юля взяла удар на себя и заворковала с женщиной о жизни.
– Смотри, это специальные термонаклейки для яиц, – Наташа показала Бажени на многочисленные блестящие разноцветные полоски из целофана, – вот эти наклейки в стиле палеха, эти под гжель, эти с изображением дореволюционных пасхальных открыток, эти с соборами и церквями, вот наклейки с изображением святых.
Бабушка с интересом начала их разглядывать. Женщина в косыночке сунулась было к ним, но Юля снова ее перехватила.
– Не надо целый год собирать луковую шелуху, разводить краски, пачкать руки, просто отвариваешь яйца, потом надеваешь на яйцо вот такую полоску и опускаешь его на две секунды в кипяток. В результате получается высокохудожественное произведение. Давай, накупим всяких, чтобы вы с Мамниной на Пасху весь двор удивили.
– Давай, – сразу же согласилась бабушка.
Расплатившись и попрощавшись, все трое вышли из церковной лавки и сели в машину.
Бабушка продолжала разглядывать наклейки, – какие красивые, – восторженно бормотала она, – эти с ангелочками, эти с церквями, эти с Богородицами, – она начала раскладывать полоски на кучки, – эти наклейки для Тамарочки, эти для Веры Николаевны, эти для Настасьи, а эти на яйца налеплю, детишкам во дворе раздам.
США, Нью-Йорк, особняк Престонов, среда 7сентября 1988 года
Вечером Мэтт, Наташа и Юля пошли с детьми прогуляться вдоль залива.
– Натыч, а почему Бажени так остро реагирует на все, что связано с религией? – тихо спросила Юля.
– У бабушки была очень тяжелая жизнь, – помолчав, начала Наташа, – она из богатой семьи. Бабушкин папа был намного
Мэтт обнял ее за плечи и потерся щекой о голову.
– Она одна вела домашнее хозяйство, ей немного помогали тетки, сестры матери, а потом отчим женился, дальше следует классический сюжет. Мачеха невзлюбила детей. За Пашу и Мишу отчим заступался, потому что это были его родные дети, а бабушку и ее брата Ваню отчим выгнал из дома, несмотря на то, что это был их собственный дом.
– Как он это сделал?
– Подкупил местные власти и оформил имущество на себя, – тихо ответила Наташа.
– А дальше? – Юля дернула замолчавшую подругу за рукав.
– Сначала детей приютили у себя их бабушка и дедушка и старшая сестра матери. У нее была своя семья, дети, внуки, двое чужих детей были лишними ртами, Бажени это быстро поняла, и они с братом ушли «в люди».
– Что это такое? – не понял Мэтт.
– Двое детей были вынуждены наниматься прислугой в разные семьи, – вздохнула Наташа, – когда Ваня чуть повзрослел, он поступил в ремесленное училище, а бабушке «посчастливилось» поработать и помощницей повара в ресторане, поэтому, кстати, она так хорошо готовит, и горничной у богатой княжны, и в типографии во время революции. А жила бабушка в монастыре, ее взяли туда потому, что ее покойные папа и мама постоянно делали пожертвования. В монастыре ее научили красиво вышивать. Но изнанка жизни, к сожалению, оказалась неприглядная. Там царил разврат, монашки по ночам принимали мужчин, потом делали аборты. Во время постов никто не голодал, вино лилось рекой, а священнослужители ели мясо. Бабушку часто наказывали и заставляли часами молиться на коленях на холодном полу. Может от этого, может нет, но однажды у нее парализовало ноги, и четырнадцатилетняя девочка стала инвалидом.
Мэтт и Юля внимательно ее слушали.
– Хозяйка типографии, в которой работала бабушка, армянка по фамилии Петросян, была очень богатой женщиной. Она хорошо относилась к Бажени и забрала ее из монастыря к себе. Она отвезла бабушку в Европу, там ей сделали операцию и долго лечили. Бажени три года прожила в их семье. Когда запахло революцией, Петросяниха с семьей бежала в Европу. Она хотела взять с собой и бабушку, но та отказалась. Младший брат Петросянихи, который был влюблен в Бажени, даже сделал ей предложение.
– Почему она не поехала с ними? – тихо спросил Мэтт.
– Она не могла бросить своего брата, они всю жизнь были очень дружны, держались вместе, когда разъехались по разным городам, переписывались, часто ездили друг к другу в гости. Я очень хорошо помню дядю Ваню, он с семьей жил в Подмосковье, умер совсем недавно, – вздохнула Наташа, – а еще потому, что она не любила Петросяна. Прошло немного времени, Бажени встретила своего будущего мужа, моего прадедушку Александра, они поженились, и жили долго и счастливо. А со времени проживания в монастыре бабушка невзлюбила священнослужителей. Она называет их попами. В душе и в сердце она верит в Бога, дома молится, у нее в комнате стоят иконы, бабушка всегда благодарит Всевышнего и Святую Богородицу, но в церковь никогда не ходит и не соблюдает церковные обряды. Меня, между прочим, она крестила сама. Такие вот дела.