Все под контролем
Шрифт:
Келли не спросила, почему мы остановились.
— Я схожу куплю нам другую одежду, — сказал я, обернувшись. — Тебе чего-нибудь принести? Может, посмотреть, что у них есть вкусненького и прихватить несколько сэндвичей?
— Не ходи, не оставляй меня! — прохныкала она.
У нее был такой вид, будто ей надавали пощечин. Лицо покрасневшее, глаза распухли, мокрые волосы прилипли ко лбу. Избитую девочку в окровавленном пальто не возьмешь в супермаркет в четыре утра.
Наклонившись над сумкой, я расстегнул «молнию» и вытащил комбинезон.
— Я должен оставить тебя здесь, — сказал я. — Нужно, чтобы кто-нибудь за всем этим присматривал. — Я указал на сумку. — Можешь сделать это для меня? Ты теперь большая девочка, великий шпион.
Она неохотно кивнула.
Не вставая с сиденья, я стал напяливать комбинезон.
— Ник?
— Что? — Нога никак не желала лезть в штанину.
— Я слышала выстрел. Этот человек умер?
— Какой человек? — Я не хотел поворачиваться, не хотел смотреть ей в лицо. — Нет, не умер. Думаю, он по ошибке принял нас за кого-то другого. С ним все будет в порядке. — Теперь мне пришлось изогнуться, чтобы натянуть верхнюю часть. — Полиция отвезет его в больницу.
И хватит об этом. Я быстро выбрался из машины и сунул голову в окошко. Но не успел произнести обычные фразы, как Келли спросила:
— Ты вернешься, правда? Я хочу поехать домой и увидеть маму.
— Конечно, вернусь, никаких проблем. И маму ты скоро увидишь.
Я включил в салоне свет и развернул зеркало заднего обзора так, чтобы видеть свое отражение. Глубокие порезы на лбу и под глазом были все еще мокрыми, организм старался вовсю, чтобы они покрылись коркой. Я попробовал стереть остатки крови рукавом комбинезона. Больше ничего сделать было нельзя. Производственная травма.
Я жестами показал Келли, чтобы она заперла дверцу и легла. Кивнув, она подчинилась.
Взяв тележку, я прошел через турникет. Затребовав деньги в банкомате, купил два полных комплекта одежды для себя и Келли, умывальный и бритвенный набор, пачку носовых платков и болеутоляющее для своей шеи. Она здорово разболелась. Я мог посмотреть направо или налево, только развернувшись всем корпусом. Должно быть, я был похож на робота. Я бросил в тележку еще несколько банок колы, чипсы и бисквиты.
Покупателей было немного. Мои порезы привлекли несколько недоуменных взглядов, но в открытую никто не пялился.
Вернувшись к машине, я легонько постучал в окно. На мой стук выглянула Келли; окна окончательно покрылись испариной, и ей пришлось протереть их рукавом. Сквозь кружок чистого стекла я увидел, что она плачет и трет глаза. Я указал на замок, и она открыла дверцу.
Я вовсю старался улыбаться.
— Привет! Как дела?
Келли отвечала односложно. Складывая мешки на пассажирское сиденье, я сказал:
— Смотри, тебе подарок.
И протянул ей батончик «сникерса». Она натянуто улыбнулась, взяла его и начала разворачивать.
Я посмотрел на часы на приборной доске. Было почти пять утра. Мы поехали в сторону кольцевой, затем на запад.
Я сбавил скорость и съехал с дороги. Надо было как можно скорее спрятать машину; чутье подсказывало мне, что ее владелец — ранняя пташка.
Келли лежала на заднем сиденье, уставившись на дверцу. Казалось, она блуждает в мире снов. Другой вариант: она получила психологическую травму от увиденного. В данный момент я всерьез не заботился о том, что именно с ней происходит.
Мы находились в восьми милях от аэропорта Даллес, и я стал присматривать гостиницу. Мелькнула вывеска «Экономи-инн». Превосходно, однако первым делом нам надо было помыться и почиститься.
Когда мы подъезжали к аэропорту, я увидел бортовые огни первого, пожалуй, самолета, совершающего сегодня посадку в четырех милях от нас. Следуя указателям, я поехал на дешевую парковку и притормозил, чтобы проверить, нет ли камер над въездом. Камер не было; возможно, здесь фиксировали при выезде. Взяв талон, я припарковался среди сотен других машин.
— Келли, надо надеть какую-нибудь новую одежку, — сказал я.
Я показал ей, что купил, и, пока она раздевалась, вытер ей лицо бумажным носовым платком.
— Вот так, и больше никаких слезок. Ну-ка, вот расческа.
Я наспех расчесал ей волосы и сделал больно.
— Отлично, а теперь наденем на тебя вот эту рубашку. Давай. Теперь ты прилично выглядишь. Вот еще носовой платок — высморкайся.
Пока она сморкалась, я переоделся сам и засунул всю грязную одежду под пассажирское сиденье.
Потом автобус повез нас к терминалу, и вид у Келли был по-прежнему жалкий.
27
Мы прошли в зал. Тут было оживленнее, чем я ожидал в такой ранний час. Люди стояли в очередях возле всех окошек, бродили по магазинам или читали газеты в кафе.
Я старался особенно не разговаривать с Келли. Просто вел ее за руку, перекинув сумку через левое плечо, ища взглядом указатель зала прибытия, чтобы оттуда пройти к стоянке такси. Когда мы спускались на эскалаторе, Келли сообщила:
— Ник, мне нужно в туалет.
— Ты уверена?
Мне хотелось поскорее выбраться отсюда.
— Да, мне правда хочется.
— Ладно. — После случившегося я хорошо усвоил урок.
Следуя указателям, я направился к туалетам. Они были слева от дверей для пассажиров, прибывающих международными рейсами. Я остался ждать Келли. Рядом стояли люди, ожидающие, когда автоматические двери откроются и извергнут лавину прилетевших.
Всегда чувствуешь, когда на тебя кто-то уставился. Я простоял всего минуту или две, когда почувствовал чей-то пристальный взгляд. Я поднял глаза. Это была пожилая женщина, стоящая лицом ко мне возле перил, по другую сторону прохода, образованного заграждениями, явно кого-то встречающая. С ней был седовласый мужчина, но глаза ее были прикованы к моему лицу.