Все под контролем
Шрифт:
— Какая муха тебя укусила? — спросил я.
Усевшись в машину, я рванул с места.
— Зачем ты заставил этих людей отдать тебе их вещи? — смущенно спросила Келли.
— Потому что нам нужна куча денег и мы куда лучше их, вот они сами и захотели нам их отдать.
Я посмотрел на нее в зеркало. Она прекрасно понимала, что я вру.
— Хочешь поработать? — спросил я.
— Что?
— Сосчитай деньги.
Келли открыла сумочки и бумажники и вывалила все банкноты себе на колени.
— Больше миллиона долларов, — ответила она после длительной паузы.
— А ты не ошиблась? Может,
Через пять минут я услышал более реальное число — триста тридцать шесть долларов. Дебилки были не правы. Папочка оказался душевнейшим человеком.
Стали появляться указатели дорог на Флоренс. Подходящий расклад. До города оставалось шестьдесят миль, было двадцать минут шестого утра. Около семи станет светло, а я хотел прибыть в город до рассвета. Спрячу «додж», и будем искать какое-нибудь другое средство передвижения. Как бы то ни было, нам нужно попасть во Флориду.
Миль за десять я увидел указатель придорожной зоны для пикников, с туалетами и справочным киоском. Я заехал и взял бесплатную карту города и окрестностей. Когда мы припарковались, Келли уже наполовину проснулась. Я открыл дверцу и выбрался из машины. Пели птицы, и я почувствовал приближение зари. В воздухе повисла легкая дымка, но можно было почти наверняка сказать, что день будет теплый и ясный. Здорово было поразмяться; от меня разило потом, кожа была покрыта толстым слоем жирной грязи; глаза пощипывало, и они наверняка налились кровью и распухли от недосыпа. Боль в шее по-прежнему заставляла меня ходить так, будто к спине привязана доска.
На карте города был обозначен железнодорожный вокзал; он не обязательно пригодится, но начать можно было с него. Я забрался обратно в машину и начал собирать сумки и бумажники, чтобы спрятать. Все они были из дорогой кожи. Парочка даже с монограммами. В одной я нашел героин и марихуану в пластиковом пакете. Одурманенные детки явно были учащимися колледжа, которые старались порастратить как можно больше гормонов перед следующим семестром. Мамы и папы корпели на работе и обеспечивали этих ребятишек, а те считали, что средства к существованию достаются им сами собой. Хрен им, хорошо сделал, что их ограбил. Я рассмеялся; скорее всего, они настолько перепугались, что побоятся даже заявить о нападении. Возможно, они все еще сидели в машине, обвиняя друг друга и стараясь придумать, как оттереть пятна мочи с кожаной обивки. Я рассовал их пожитки по мусорным бачкам.
Мы поехали к вокзалу. Городок выглядел так, будто смертельно болен, но прилагаются все усилия, чтобы пациент протянул подольше; старый исторический центр подвергся омоложению, однако казалось, что все магазины торгуют исключительно ароматическими свечками, душистым мылом и сухими духами. Для живых людей здесь ничего не осталось — настолько безжизненным выглядело все вокруг.
Мы добрались до вокзала; это мог быть любой вокзал в любом американском городке: куча бездомных, которые собирались здесь, потому что здесь теплее. Все провоняло грязной, гниющей плотью. Пьяницы разлеглись на скамейках, к которым никто в здравом уме даже близко бы не подошел.
Я посмотрел расписание. Похоже, мы могли добраться поездом до Де Лэнда, а там пересесть на автобус до Дейтоны-Бич. Было почти шесть утра; поезд прибывал в семь.
Билетная касса уже открылась и выглядела слепком корейской закусочной, повсюду натянута проволочная сетка, выкрашенная в белое, но вся в дырах. Из-за нее на меня глянуло крупное негритянское лицо, вопрошающее, куда я желаю поехать.
Через час мы сели в поезд, нашли свои места и рухнули на них без сил. Келли прижалась ко мне, усталая как собака.
— Ник?
— Что?
Я внимательно разглядывал пассажиров. Все они были похожи на меня: измученные взрослые, приглядывающие за детьми.
— Куда мы едем?
— Повидаться с другом.
— Кто он? — радостно спросила Келли, услышав такой ответ. Возможно, она уже пресытилась моим обществом.
— Он живет почти на самом побережье. Его зовут Фрэнки.
— Мы поедем с ним в отпуск?
— Нет, Фрэнки не такой друг.
Я решил поддерживать разговор, поскольку Келли все равно скоро уснет. Ритмичные звуки и покачивания вагона заставят ее забыться.
— Кто твоя лучшая подружка? Мелисса?
— Да.
— А как она стала твоей лучшей подружкой?
— Ну… мы вместе катаемся на великах и все время ходим друг к другу в гости. У нас есть свои тайны.
— Какие такие тайны?
— Глупый, кто ж рассказывает про тайны! А кто твой лучший друг?
Ответить было несложно, но я не собирался называть его имени. Если нас снова сцапают, я буду клясть себя за то, что упомянул его и подверг опасности. Солнце стало припекать сквозь оконное стекло; перегнувшись через Келли, я опустил шторку.
— Моего лучшего друга зовут… Дэвид. — Это звучало максимально не похоже на Эвана из всего, что я мог придумать. — У нас с ним совсем как у вас с Мелиссой: мы говорим друг другу такое, чего больше никто не знает. Вообще-то у него есть дочка, чуть-чуть постарше тебя. Никто про нее не знает, кроме нас с Дэвидом, да вот теперь еще ты!
Ответа не последовало. Келли, похоже, уже клевала носом.
Однако, сам не знаю почему, я продолжал:
— Мы познакомились, когда нам было по семнадцать, и дружим с тех пор.
Я стал поглаживать волосы Келли. Я собирался говорить и дальше, но было слишком тяжело рассказывать ей все это. Я не мог найти подходящих слов. Я с Эваном были «я с Эваном» — были, есть и будем. Правда. Я не знал, как описать это.
31
Фрэнк де Сабатино был вычеркнут из поздравительного рождественского списка ЛКН — Ла Коза Ностра — в Майами, и его отослали за океан, в Соединенное Королевство, в соответствии с федеральной программой защиты свидетелей. Я был в команде, которой поручили приглядывать за ним во время трехмесячного пребывания в Абергавенни [53] до возвращения в Штаты. Я помню Фрэнки — жалкого типа ростом метр с кепкой; у него были очень густые, черные, вьющиеся волосы, будто ему делали завивку на манер футбольных игроков восьмидесятых. Остальное в нем напоминало футбол как таковой.
53
Город в Уэльсе.