Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи

Брускин Гриша

* * *

Модель Климта вознамерилась примерить волшебную ткань и просунула голову, плечи и руки сквозь золотую парчу на манер курортника, поместившего голову в дыру вместо лица нарисованного на картоне всадника-чеченца или космонавта в скафандре.

Ткань обволокла идеал художника и стала его (бесплотной) плотью. Фигура дематериализовалась: во вновь обретенном мире по ту сторону границы не оказалось земного притяжения – веса, объема, теней.

Художник изобразил момент преображения куколки в личинку – личинки в бабочку.

Куколка – голова, плечи, кисти рук, написанные реалистично со светотенью. Выражение лица – меланхолия? Истома.

Личинка – начисто

потерявшая объем стройная фигура Адели в платье, украшенном «древнеегипетской премудростью»: глазами и пирамидами.

Бабочка – второй тающий силуэт, включающий в себя первый, с расклешенным одеянием и подобием крыльев за спиной.

Далее – небесный орнамент. Мерцанье звезд.

* * *

В памяти всплывают окутанные древней тайной, волнующие воображение волшебные слова: гиацинт, виссон, шарлах и пурпур.

«Золотая Адель» ассоциируется с «золотыми» средневековыми картинами. И прежде всего с изображениями Мадонны на фоне орнаментированного занавеса, обозначающего границу между дольним и горним мирами.

Откуда взялась идея дивной ткани?

Прообразом явилась завеса, отделявшая в иерусалимском храме святая святых – место пребывания Духа Господня (Шехины, Фаворского света) – от прихожан.

Вот как описывает эту необычную кулису, ставшую образцом для упомянутых фонов, в книге «Иудейские древности» еврейский историк, коэн – то есть священнослужитель по происхождению – Иосиф Флавий:

«Из двух отделений храмового здания внутреннее было ниже внешнего. В него вели золотые двери пятидесяти локтей вышины и шестнадцати ширины; над ними свешивался одинаковой величины вавилонский занавес, пестро вышитый из гиацинта, виссона, шарлаха и пурпура, сотканный необычайно изящно и поражавший глаз замечательной смесью тканей. Этот занавес должен был служить символом Вселенной: шарлах обозначал огонь, виссон – землю, гиацинт – воздух, а пурпур – море; два из них по сходству цвета, а два – виссон и пурпур – по происхождению, ибо виссон происходит из земли, а пурпур из моря. Шитье на занавесе представляло вид всего неба, за исключением знаков зодиака».

Михаил Ямпольский в тексте «Живописный гнозис» рассуждает: «При вхождении в мир незримого человек должен был столкнуться с этим ошеломляющим символом мироздания, материальным образом небесного покрова, через который следует пройти по дороге к престолу Бога. Путешествие визионера обычно сопровождается явлением множества нематериальных или полуматериальных фигур, например сонма ангелов».

* * *

В орнамент золотого занавеса, служащего фоном для средневековой Мадонны, подчас вплетается изображение белого пеликана, символа жертвенной смерти Христа (согласно легенде, белый пеликан в экстремальных условиях кормит птенцов своей кровью). Как мы помним, в момент смерти Иисуса на кресте «завеса в храме разодралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни рассеялись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф, 27: 51–53).

Комментаторы отождествляют храмовый занавес с плотью Христа. И полагают, что со смертью Иисуса преграда между человеком и Богом исчезла.

* * *

Именно момент исчезновения границы, ограды, предела, преграды – момент ПРЕОБРАЖЕНИЯ – изобразил художник Густав Климт в своем шедевре – картине «Золотая Адель».

Четверо вошедших в Пардес, или Еще раз о «Золотой Адели»

Чему учит притча «О четырех мудрецах, вошедших в Пардес»?

Дорога в Пардес начинается за вышеописанным небесным занавесом. Ни объездов, ни обходных дорог. Талмуд рассказывает нам о мудрецах-смельчаках, пустившихся в опасный путь. Туда и обратно. Они преодолели заветную черту и оказались в чертогах Небесного дворца. О том, чем закончилось предпринятое путешествие, лаконично повествует Книга. Далее идут километры толкований того, что же случилось с нашими героями в сокровенном мире.

«Четверо вошли в Пардес: Бен Азай, Бен Зома, Ахер и рабби Акива. Сказал им рабби Акива: «Когда вы достигнете плит чистого мрамора, не говорите: „Вода! Вода!“– потому что сказано: „…рассказывающий небылицы долго не устоит перед Моими глазами“. Бен Азай глянул и умер; о нем Писание говорит: „Дорога в глазах Господа смерть тех, кто предан Ему“. Бен Зома глянул – и повредился (в уме), и о нем Писание говорит: „Мед нашел ты – ешь в меру, а то пресытишься им и изрыгнешь“. Ахер – порубил посадки; рабби Акива вошел в мире и вышел в мире». Вавилонский Талмуд (Хагига, 146).

* * *

Рабби Акива, герой, подвижник, возлюбленный Творцом посвященный и просвещенный читатель Книги, владеющий тайной пароля, «вошел в мире и вышел в мире». Не изменив гармонию. Целокупность творения.

Рабби Бен Азай, «усердный в изучении Торы», глянул и умер. Душа не смогла расстаться с возлюбленным светом и дезертировала, не вернулась обратно.

Рабби Бен Зома, «несравненный толкователь» Текста, глянул и повредился (в уме). Ностальгия по однажды увиденному лишила мудреца возможности жить адекватно в бренном мире.

Вопрос: выполнили ли последние два мужа свой долг на земле?

Ответ: да, так как их деяния послужили сюжетом притчи, значение и смысл которой не одно поколение пытается понять, истолковать и разгадать вот уже не первое тысячелетие.

Споры возникают о загадочной роли Элиши, сына Авуи (Абуйи), глубочайшего знатока Торы, прозванного после возвращения из Пардеса Ахером, то есть «другим».

Ахер «порубил посадки».

О какой ипостаси Пардеса идет речь? Навряд ли о «земной». То, что посадил Садовник в земном Пардесе, не под силу срубить даже такому опытному дровосеку, как наш герой. Скорее речь идет о Чертогах, где, не вняв предупреждению Акивы, сын Авуи принял сверкание плит чистого мрамора за воду на подступах к седьмому небу. И нарушил тем самым мировое равновесие, поверив в мнимые противоположности. В силу зла.

Мир явлен нам в десяти божественных сущностях. Десяти сефиротах. Джоржо Агамбен говорит об отделении Ахером десятой сефиры – Шехины (Божественного света) – от других девяти. И превращении, таким образом, высшей сефиры в злую сущность. Согласно итальянскому философу, каббалисты полагают, что в таком состоянии изгнания она (Шехина) сосет «молоко зла». Мыслитель уточняет: «Подобно Адаму, Ахер представляет человечество в том, что, сделав познание своей собственной судьбой и своей особой силой, он отделил его от Слова, то есть наиболее совершенную форму проявления Бога (Шехину) от других сфирот, в которых тот также являет себя». Сын Авуи разлучил древо познания и древо жизни. Совершил деяние, подобное грехопадению Адама, – разбил сосуды света. То есть нарушил божественную гармонию и земное согласие. Именно с этим феноменом Агамбен связывает дисгармонию современного общества. Нынешнее состояние мира. Текущую эпоху. «Современная политика и есть этот сокрушительный experimentum linguae [7] , растворяющий и опустошающий традиции и убеждения, идеологии и религии, идентичность и общность народов всей планеты».

7

Языковой опыт (лат.).