Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи
Шрифт:
Кабаков, безусловно, выдающийся художник. На этот счет не может быть двух мнений. Яркий, радикальный, оригинальный. Проницательный. Один из умнейших людей, когда-либо встреченных мной в жизни.
Каждый имеет право на собственный необъективный взгляд на свое время, на собратьев по профессии. В данную минуту мое перо также рисует субъективную картину. Да и возможна ли объективная точка зрения вообще? Особенно в мире, где художники относятся друг к другу – как бы поделикатнее выразиться? – недружелюбно. Особенно к тем, кто успешен.
Помню, однажды я приехал в Париж через два дня после закрытия выставки Ильи в Центре Помпиду. Сожалея, что опоздал, я спросил своего приятеля, жившего тогда в городе, как ему понравилась выставка. «Знаешь, – сказал он, – мне лично понравилась. Я даже не ожидал. Но мнения есть разные». – «Какие?» – спросил я. «Здесь приезжала одна авторитетная дама из Москвы. Критик. К ней очень прислушиваются. Так вот, у нее совсем другое мнение». «Какое?» – поинтересовался я. «Посмотрела и сказала „Бездарно“», – с удовлетворением заключил приятель.
Зависть, господа, штука малоприятная. Низкая и презренная. И завидующий, как известно, всегда несчастный тип.
Есть художники, которые из желания убрать конкурента, не ленятся всерьез работать над общественным мнением: в приватных беседах или публично оговаривая очередного коллегу в профессиональной среде.
За примерами далеко ходить не приходится.
В начале 70-х Эрик Булатов написал картину «Горизонт». Критики, изучающие московское неофициальное искусство, сходятся на том, что «Горизонт» явился важным артефактом. Повлиял на ряд мастеров и даже на целое направление соц-арт. «Кто первый», в данном случае приблизительно так же важно, как в случае с писсуаром Дюшана или «квадратом» Малевича.
В 1992 году несколько современных русских художников были приглашены участвовать в выставке «Европа, Европа» в Кунстхалле в Бонне. Перед открытием ко мне подошел один из участников выставки, наш общий с Булатовым знакомый, взял под руку и предложил: «Старик, давай пройдемся». Вскоре мы оказались возле «Горизонта». «Какой чудак Эрик, – сказал мой спутник, – ну какая разница: чуть раньше, чуть позже. Ты знаешь, он ведь уже пятый раз меняет дату картины». Во время вернисажа общий знакомый подводил к «Горизонту» искусствоведов, журналистов, музейщиков, галеристов, коллекционеров и повторял слово в слово вышеприведенный текст.
Кстати, Эрик Булатов рассказывал, как появился на свет «Горизонт».
Поехал с Олегом Васильевым на творческую дачу в Гурзуф. Друзья иллюстрировали «Золушку», зарабатывая деньги на мастерскую. Много курили. Надымили, открыли окно. Эрик простудился и слег с радикулитом. Врач прописал лечение – массаж спины. Во время сеансов Булатов лежал на животе и смотрел в окно на море. Красный поручень балкона перечеркивал пейзаж по горизонту, мешая созерцать красивый вид. На двадцатый раз художник сказал себе: «Это и есть наша жизнь!» И написал картину «Горизонт».
Существуют разные способы охаять коллегу: мол, Игрек очень плохой художник. Или на выбор: очень коммерческий художник. Или Икс украл идеи у Игрека. Или его успех является следствием мирового заговора: американского, еврейского и т. д. Причем, когда кто-то пытается возражать, ему говорят: «Старичок, ну чо ты? Сам же все понимаешь. Комар и Меламид поначалу ведь эмигрировали в Израиль! А Кабаков свою первую выставку сделал в Тель-Авиве!»
«А на деньги, вырученные от продажи работ Брускина в 1988 году на аукционе „Сотбис“, спецслужбы США свергли советскую власть». Собратьям-художникам не откажешь в богатой фантазии. Причем самое удивительное, что находятся люди, которые легко верят в любые бредни. По обе стороны океана.
Называть все фамилии, как к тому призывал незабвенный Дмитрий Александрович Пригов, неохота. Не хочется быть склочником. К сожалению, этим грешили в той или иной степени некоторые из наших героев.
И те, кто находится за рамками данного повествования.
Многие из зависти или обиды не ленятся публиковать пасквильные статьи и книги. Когда я читаю подобные очерки, а иногда и фолианты, вроде книги «Пакет» Всеволода Некрасова, мне мгновенно хочется возлюбить всех тех, кого обливают грязью (кстати, среди последних попадаются друзья): кабаковину, приготину, крошку Цахеса Борю Гройса и т. д. и презреть их авторов.
Если у Пригова было много масок и в жизни, и в творчестве, то у Кабакова лишь одна маска, одна роль – традиционная для русской литературы – «маленького человека». Которую маэстро блестяще отыгрывает всю свою жизнь и в искусстве, и в жизни.
Одним из качеств Кабакова, безусловно, является умение превращать свои недостатки в достоинства.
«Маленький человек», «бездарный художник» (название одного из персонажей Кабакова). В многочисленных интервью Илья всегда подчеркивал и подчеркивает, что в художественной школе не успевал по живописи и рисунку.
С середины 80-х одним из элементов инсталляций художника стали картины, написанные по фотографиям из советских фотоальбомов, показывающих счастливую жизнь советских людей в СССР. Исполненные в среднеарифметической сезаннистской манере, характерной для целой армии бездарных советских живописцев. Что в эпоху постмодерна естественным образом воспринимается как стиль-симулякр, имитация, клише, пастиш. Но если мы внимательно присмотримся к ранним пейзажам маэстро, то мгновенно узнаем ту же самую манеру. Точь-в-точь.
А стиль рисования у нашего художника абсолютно совпадает со слегка карикатурной манерой, выработанной им в процессе рисования иллюстраций для детских книг. Которую сам автор квалифицирует как чистую халтуру. Зрители-читатели не соглашаются и видят в этих книгах целый ряд достоинств. Они и вправду мастерски исполнены: рука виртуозно летит впереди мысли. Манера эта мерцает между манерой выдающегося художника-иллюстратора детских книг Владимира Конашевича и стилем советского сатирического журнала «Крокодил». Но мы все-таки поверим квалификации самого автора: отличие иллюстраций нашего героя от работ Конашевича – полное отсутствие души.