Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи
Шрифт:
Косолапов в картине «Страна Малевича» скопировал известное полотно Александра Герасимова «Сталин и Ворошилов в Кремле» и написал поверх изображения «Малевич». Слово воспроизведено шрифтом, напоминающим товарный логотип сигарет «Мальборо». В результате получился парадокс: советские вожди рекламируют не то искусство Малевича, не то американские сигареты. Подобные жесты вполне можно назвать иконоклазмом. Протестом против канонизации картин соцреализма как новых «икон».
Некоторые художники не просто воспроизводили стиль других мастеров, копируя их произведения, но писали картины и создавали арт-объекты «в стиле» чего– или кого-либо. Советского сезаннизма (Кабаков). Советского монументального искусства. Лозунгов. Караваджо (Комар и Меламид).
Изображение вождей в манере мастеров эпохи Возрождения само по себе становилось абсурдным ироническим комментарием.
Искусство и терроризм
В 1888 году в книге «Ecce Homo» Фридрих Ницше написал: «Я не человек – я динамит».
В 1906 году в книге «Размышления о насилии» французский философ-анархист Жорж Сорель, проповедуя «пролетарское насилие» как средство спасения мира от буржуазного варварства и декаданса, высказал мысль, что отказ от насилия в общественной жизни приводит к кризису современного общества.
Вслед за Ницше Андрей Белый в 1911 году сформулировал: «Творчество мое – бомба, которую я бросаю; жизнь, вне меня лежащая, – бомба, брошенная в меня: удар бомбы о бомбу – брызги осколков, два ряда пересеченных последовательностей».
Ницше вторит теоретик итальянского футуризма Томмазо Маринетти: «Футуризм есть динамит, трещащий под развалинами чересчур почитаемого прошлого». В Первом манифесте футуризма он призывает: «Поджигайте же полки библиотек! Отводите каналы, чтобы затопить погреба музеев!.. О! Пусть плывут по воле ветра славные паруса! Вам заступы и молотки! Подрывайте фундаменты почтенных городов!» В романе Маринетти «Мафарка-футурист» читаем: «Смотрите… как он (футуризм) прыгает, разрываясь, точно хорошо заряженная граната, над треснувшими головами наших современников».
Подобные идеи вполне совпадают с призывами анархистской листовки образца 1909 года: «Берите кирки и лопаты! Подрывайте основы древних городов! Все наше, вне нас – только смерть… Все на улицу! Вперед! Разрушайте! Убивайте!»
В знаменитой книге о постимпрессионизме американский историк искусства Джон Ревалд поведал о царившей в среде парижских интеллектуалов атмосфере насилия: «Между сторонниками враждебных или даже родственных концепций разыгрывались ожесточенные битвы, в окрестностях Парижа происходили многочисленные дуэли… Менее кровавые столкновения разыгрывались на террасах уличных кафе. В мастерских художников царило возбуждение, в редакциях кипели страсти. На этом фоне то и дело взрывались бомбы анархистов».
Итак, как мы видим, европейский авангард с самого начала интересовался радикальными теориями. И порой призывы символистов и футуристов не отличить от террористических воззваний.
Ненормативное поведение
Ненормативное поведение, шокирующее нормативное общество, имеет давнюю традицию. История донесла до нас достаточно ярких примеров.
Желая показать, что истинный философ не нуждается в материальных благах и не подчиняется законам, по которым живет толпа, греческий философ-киник Диоген выступал против общепринятых норм морали. Жил в бочке, блуждал с фонарем «в поисках человека», просил подаяние у статуй, публично мастурбировал…
Герострат поджег храм Артемиды, чтобы прославиться. Прославила его молва – массмедиа тех лет.
Калигула привел своего любимого коня по кличке Инцитат на заседание сената и сделал его гражданином Рима, затем сенатором, кандидатом в консулы. И, наконец, объявил «воплощением всех богов». Вероятно, таким неординарным образом император высмеивал сенатских бездельников.
Нерон поджег Рим, чтобы насладиться зрелищем. Надев театральный костюм, император наблюдал за пожаром, играя на лире и декламируя отрывки из поэмы о гибели Трои.
В эпоху modernity ненормативное поведение стало частью художественного дискурса.
Образ собаки
Помню, однажды в школьные годы в компании мальчиков старше меня года на три прогуливался по Суворовскому бульвару. Впереди шли две незнакомые девочки в школьных формах с белыми бантами в волосах. Один из мальчиков, будущий художник Виталий Комар, сказал: «Я сейчас подойду к той, что слева, и укушу за сосок». У меня потемнело в глазах. Вскоре мы оказались в узкой тесной комнате коммуналки в Мерзляковском переулке. Скинулись. Мальчиковых денег хватило на флакон ярко-зеленого одеколона «Шипр». На стол водрузили кастрюлю с жирным холодным супом. Чтоб не под сукнецо. Старший мальчик Виталий Комар глотнул пахучую жидкость, крякнул от удовольствия, запил половником супа и пустил флакон по кругу. Я запрокинул голову и… от ужаса вылил одеколон за ворот рубашки.
Дома мама отругала за то, что не умею душиться…
Афиняне называли Диогена собакой. Тот не возражал: «Я – собака. Кто бросит кусок – тому виляю, кто не бросит – облаиваю, кто злой человек – кусаю».
Герой романа Федора Михайловича Достоевского «Бесы» Николай Ставрогин укусил за ухо губернатора и заодно оттаскал за нос помещика Гаганова.
Лирический герой Владимира Маяковского в стихотворении «Вот так я сделался собакой», к своему удивлению, обернулся лучшим другом человека: «Провел рукой и – остолбенел! Этого-то, всяких клыков почище, я не заметил в бешеном скаче: у меня из-под пиджака развеерился хвостище и вьется сзади, большой, собачий <…> И когда, ощетинив в лицо усища-веники, толпа навалилась, огромная, злая, я встал на четвереньки и залаял: Гав! гав! гав!»
Как я уже упоминал ранее, маэстро Анатолий Зверев становился на четвереньки и налетал с лаем на «других» собак.
Художник Олег Кулик, пребывая в образе собаки, набрасывался на людей, рычал. Укусил искусствоведа Марину Бессонову, после чего той потребовалась медицинская помощь. Наш герой артикулировал свое поведение, в отличие от вышеупомянутых персонажей, как художественный перформанс.
Храм искусства
В 1985 году в Государственном Эрмитаже в Ленинграде безумец Бронюс Майгис уничтожил картину Рембрандта «Даная», облив шедевр серной кислотой.
В конце 90-х иконоборческие провокационные жесты ряда художников нового поколения приобрели вполне террористический характер. В 1997 году в музее Стеделейк в Амстердаме Александр Бреннер начертил краской из баллончика для граффити знак доллара на известной картине Казимира Малевича «Белый крест». Акция артикулировалась автором как протест против коммерциализации искусства.
В отличие от Майгиса, Бреннер использовал смываемую краску и долго выбирал страну, законы которой предполагают наиболее мягкое наказание за подобный акт вандализма.