Все продается и покупается
Шрифт:
О, господи, зачем мне это?!
Вдоль кирпичной стены, мимо котлована, через кладбище ржавого металла и снежный железнодорожный переезд, весь путь от псарни до тепличного хозяйства Борисовых я не могла унять дрожи в руках – вот как перепугалась. Не покидало меня ощущение, что чудом удалось избежать большой, быть может, даже смертельной опасности. Прав был Аркадий, зверей растят на его псарне. Хищных, опасных зверей. Даже вору, забравшемуся на объект, охраняемый такими зверюгами, не пожелаешь попасться на глаза, круглые от бешенства
На мой стук в знакомую со вчерашнего дня дверь долго никто не отзывался. Наконец с той стороны послышались неторопливые шаги, щелкнул замок, и я увидела приветливое старушечье личико, обращенное ко мне из темноты коридора.
– Входи, милая! – пригласили меня совсем не мятежным голосом.
– Наташа здесь, бабушка?
– Тебе которую? Я тоже Наташа.
– Мне Борисову, – уточнила я, улыбаясь ее радушию.
– Да ты заходи, промерзла небось вся, вон бледная какая! – настаивала старушка, и пришлось шагнуть с улицы в темный, теплый коридор. – Хочешь, я тебя чайком попою?
– Спасибо, с удовольствием, но попозже. Мне бы Наташу повидать.
– Ах ты, боже мой, ну ни у кого времени нет! – огорчилась она добродушно. – В оранжерее Наташа должна быть. Собиралась туда, к дочке. Надюшке обедать время, вот она и подалась. А то, может, чайку?
– Сначала Наташу.
Извиняясь за отказ, я положила ладонь на ее худенькое, острое плечо, и она объяснила мне, как пройти к оранжерее. Идти-то было всего ничего.
– Скажи ей, что баба Наташа велела выбросить дурь из головы и не расстраиваться по пустякам, – напутствовала она, когда я перешагнула порог в обратную сторону. – Да заходи сама-то на обратном пути, почаевничаем. А то мне одной скучновато.
– Спасибо, бабушка! – махнула я рукой на прощанье.
В оранжерею стучаться не пришлось. Низкое, длинное здание с островерхой стеклянной крышей вообще не имело замка в дверях просторного тамбура.
Я представляла себе, что такое оранжерея, но все равно была поражена контрастом, очутившись через десяток шагов в мире яркого солнечного света и сочной зелени. Изнутри зал – по-иному и назвать это помещение было просто невозможно – казался длиннее самого здания, как оно выглядело снаружи, и намного шире. Пасмурное небо над стеклянным потолком полностью затмевалось светом люминесцентных и галогеновых светильников, создававших иллюзию солнечного сияния. Зеленые заросли в длинных ящиках, стоящих на высоких столах-подставках, были покрыты ковром цветов – гвоздик и астр, по крайней мере вблизи от того места, где я стояла. Дальше виднелось что-то более пестрое и экзотичное, но непонятной отсюда породы. Один недостаток – душновато здесь было и тепло сверх меры.
– Наталья! – бросила я призыв в узкий, длинный проход между столами.
– Мама! – немедленно отозвался звонкий, детский голосок. – Мама, к нам тетя пришла!
И предо мною явился бескрылый ангел.
Девочка с доверчивой улыбкой на пухлом, румяном лице шла ко мне по проходу между столами, и ее голова была окружена нимбом светлых, растрепанных волос.
«Лет
– А зачем тебе мама? – Она остановилась в двух шагах, заложила за спину руки, отчего под простецким, цветастым платьицем выпятился вперед ее животик, и уставилась на меня озорными глазами, чуть склонив голову набок.
– Хочу поздороваться, – ответила я. – Мы с ней сегодня еще не здоровались.
Ответ ей понравился. Она улыбнулась и, неожиданно подмигнув, пообещала:
– Сейчас я ее найду! – Повернулась и побежала от меня, крича на ходу: – Мама! Иди с тетей здороваться!
– Кто там, Надюшка? – донесся из зеленых недр голос Натальи, и вслед за этими словами она сама появилась из-за кустов чайных роз. Разогнувшись с натугой, вытерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб.
– Татьяна! – узнала издалека. – Ой, как кстати! Я сейчас. Ты только не уходи.
Она повозилась еще немного со своими делами, то скрываясь за зеленью, то появляясь вновь, и, закончив срочное, протиснувшись боком между стеллажом и стеной, направилась ко мне по проходу, похожему на тропическую аллею.
– Ма-ам! – донесся откуда-то голосок Надюшки. – Ну когда пойдем?
– Сейчас, милая, потерпи еще немного, сейчас я с тетей поговорю. Это недолго.
– Я пока Барби расчешу, ладно? Она после купания на кикимору похожа стала!
– Что стряслось, Наташа? – спросила я ее, как только она оказалась рядом.
– Ольга звонила. Тобой интересовалась. Спрашивала, не приезжала ли ты сюда.
Голосок ее то ли от волнения, то ли с усталости был сегодня еще тоньше вчерашнего. Наталья вытерла тряпочкой руки, перепачканные землей, и предложила мне сесть на деревянную, крашенную в коричневый цвет лавку, стоявшую у стены. Я попросила провести меня вдоль цветочных рядов – хотелось полюбоваться зрелищем, действительно экзотическим для зимнего времени. Наталья нехотя согласилась – уже устала.
– Ольга звонила, – повторила она свое сообщение. – Сказала, что никак не может с тобой связаться.
Она прищипнула какой-то росток, поправила лист, осторожно подержала между пальцами венчик цветка, а когда повернулась ко мне, я увидела в ее глазах слезы.
– Ольга хочет, чтобы ты перестала искать Лариона. Сказала, что искать его больше не надо!
Наташа достала из кармана носовой платок и, держа его кончиками пальцев, чтобы не испачкать вымазанными землей руками, прижала к глазам.
– Не надо больше Ларика разыскивать! – повторила она, всхлипывая.
– Что такое? Нашли его? Где? Кто? – тормошила я ее, добиваясь ответа.
Наконец она сумела взять себя в руки, порывисто вздохнула и вымолвила:
– Нет. Не знаю. Сказала только, что искать, мол, его нужды больше нет. Ты позвони ей, она просила.
– Непременно. Сразу, как только дойду до машины, – пообещала я, пожалев, что не удосужилась сунуть сотовичок в карман. Следовало бы его включить сразу после отъезда от псарни и не расставаться с ним, ожидая звонка Аркадия. Что ж, на старуху и ту бывает проруха. Меня вообще недавно чуть было не сожрали заживо.