Всё равно тебе водить
Шрифт:
Рано или поздно я продамся ради зарплаты, которой будет едва хватать, чтобы выжить, платя взносы за машину, за посудомоечный автомат, за видео. Это вам не карьера от жестянщика до биржевого мага. Меня распылит в порошок смертоносная машина.
Три недели отдыха в год. Восемь часов работы в день. Конец недели свободный, да, конечно, как раз чтобы смотреть телевизор или выбраться куда-нибудь. Не смогу больше распоряжаться своим временем — да просто у меня не окажется времени собраться с мыслями, пока я буду тратить те крохи, что заработал, на покупку бесполезных вещей, сделанных такими же рабами,
Мне было очень не по себе.
Я врубил секс-пистолзовскую Problems и пошел на кухню искать шоколадную пасту.
Здание городской администрации было полно сотрудников, погруженных в чтение газет. Все без исключения читали только спортивные страницы. Сильный командный дух. Настоящие миссионеры. Кабинет отказников по убеждениям находился на самой верхотуре. Чтобы до него добраться, пришлось преодолеть жуткую череду лестничных маршей — с немалыми сложностями для сердечно-сосудистой системы. Там я обнаружил очередь из ребят, вызванных, как и я, на это утро. Все они носили бороды и длинные волосы. Я заново обрился под ноль только накануне вечером.
Дверь кабинета была закрыта. Внутри всё было тихо.
Час спустя мы всё еще ждали. Только в четверть одиннадцатого мы узрели, как из лестничной клетки появляется сотрудник. Высокий, смуглый, очень элегантный, очень надушенный. Он медленно приблизился к двери кабинета, открыл её изящным движением. Потом повернулся к нам:
— Привет, ребята. Меня зовут Ванни, и я к вашим услугам. Кто первый?
Один из бородачей поднял руку.
— Прекрасно. Заходи, — сказал Ванни.
Дверь за ними закрылась. "Начало хорошее, — подумал я. — Начало ну очень хорошее!"
Когда я уселся перед Ванни, мне пришло в голову, что он поливает себя «Денимом»
прямо из душа, не иначе.
— Так, значит ты — Вальтер, — сказал он, проводя рукой по прилизанным гелем волосам.
— Правильно, Вальтер, — сказал я, и вдруг заметил одну подробность, поначалу полностью от меня ускользнувшую: Ванни был косым. Правый глаз у него совершенно загулял.
— И ты выразил желание поступить в "Центр Социального Обеспечения Бездомных и Адаптации Кочевников", правильно?
— Ну да, в СОБАК.
Я попытался поймать его взгляд. Невозможно. Я не мог понять, каким именно глазом он на меня смотрит.
— Знаешь, где их офис?
— Нет.
— Вот, возьми адрес. Я уже предупредил их, они тебя ждут.
— Фантастика! — улыбнулся я.
Он тоже мне улыбнулся, подержал мою ладонь между своими и вложил в неё листок бумаги.
— Вот тебе мой телефон. При любых проблемах обращайся снова ко мне.
Я взглянул на листок. Там было два номера.
— Второй — домашний, — добавил он. Попытался метнуть на меня многозначительный взгляд, но кончилось только тем, что он уперся им в люстру.
— При любых проблемах, — подчеркнул он. — Прошу тебя.
Во главе СОБАК стоял некий Волчино. Войдя в его офис, я увидел, что он написал своё имя повсюду: на своём письменном столе, на своём стуле, на своих ручках, на своих ластиках, на своей линейке… Этот Волчино был очень худым, но с длинной окладистой бородой, которую постоянно засовывал в рот. Мне бросилось в глаза, что он все время ковырялся в носу, прямо на людях. Доставал козявки и запихивал в бороду. Он усадил меня и попытался за пять минут все объяснить. В офисе до этого времени работали два человека: он и еще один отказник. Отказник занимался цыганами, Волчино бездомными. Ещё был уборщик, который помимо разгадывания кроссвордов мыл полы и поддерживал чистоту. Основная проблема с бездомными состояла в том, чтобы найти ночлег для сотен иностранцев, которые жили на улице и были вынуждены ночевать на станциях и под мостами. Существовали они большей частью продажей зажигалок и были совершенно не в состоянии снимать какое-либо жильё. Не так давно мы сами отправлялись с бичами, цепями и пушками в их страны, чтобы захватить их. Теперь они приходят сюда — с тем, что мы им оставили:
коврами, кожаными браслетами и слониками. Они досаждают людям на улицах.
Нужен порядок. Чистота. У СОБАК есть пара ночлежек, и все бездомные могут проводить там примерно по неделе в месяц, по очереди. Что же касается цыган, то здесь самая неотложная задача — обеспечить цыганских детей средним образованием.
Посылать их в обязательном порядке в школу — единственный способ избежать того, чтобы родители заставляли их воровать. Я, вместе со вторым отказником, должен буду поддерживать связь с учителями.
— Разумеется, — сказал мне Волчино, — первые дни здесь ты будешь только учиться. Работа тебя не коснется. Просто смотри и запоминай.
Для начала он дал мне сделать триста ксерокопий.
Второго отказника звали Паскуале(17). С виду он казался тихим и серьёзным.
Носил бороду и длинные волосы. Первые дни мы особо не разговаривали. К тому же, Волчино со своими ксерокопиями не дремал. Я не мог отойти от ксерокса.
Вынимая один лист и вставляя другой, я частенько видел Паскуале, читающего газеты.
Обычно, когда он приходил в офис, их у него было три: «Туттоспорт», "Газетта делло Спорт" и "Коррьере делло Спорт". Хотел быть в курсе событий.
— Ты за какую команду болеешь? — спросил он меня однажды.
— Честно говоря, я не очень слежу за футболом. Скажем так: мне нравится «Гамбург».
— "Гамбург"? А почему?
— Он побил «Юве» в финале Кубка чемпионов. Мы в школе страшно смеялись.
— Какую ты школу окончил?
— Я геодезист. Сейчас учусь в Университете.
— Я тоже.
— Да? А на каком факультете?
— Архитектура.
— Сколько ты экзаменов сдал?
— Десять.
Он меня обошел.
— Поздравляю, — сказал я ему.
— Ну, проучился же я уже немножко.
— А сколько?
— Десять лет.(18)
Паскуале был ненамного старше меня. У меня еще всё впереди. За разговорами выяснилось, что у него есть жена-немка, Саския(19). Она стала помогать ему с деньгами на учебу еще до свадьбы. Благодаря жене Паскуале никогда не работал.