Всё равно тебе водить
Шрифт:
Выходя из офиса в пять, я попадал домой к шести, а то и к половине седьмого(23).
В автобусе мне становилось ясно, что реклама не всегда меняет поведение масс кардинальным образом(24). Уровень использования дезодорантов оставался, например, крайне низким.
Добирался до дому, затаив дыхание, как ныряльщик. В голове у меня голоса учительниц со всего света взмывали над трелями телефона. Перед ужином обязательно принимал душ. Потом отец брал в руки свой чертов пульт и прилипал к телевикторине.
— Гляди, тут люди миллионы выигрывают, а ты ещё ни гроша не заработал.
— Мне было бы стыдно так зарабатывать деньги.
— А ничего не давать в семью тебе не стыдно?
— Пока я прохожу гражданскую службу, я живу на триста тысяч в месяц. И ничего у вас не прошу.
— Да? А что ты ешь? А в чьей воде моешься? Знаешь, сколько твоя мать за воду платит?
Мать резала салат.
Не доужинав, я убегал в свою комнату. Но вопли были слышны даже через стены.
Я врубал Teenage Lobotomy «Ramones» и пытался заниматься. На следущее утро будильник поднимал меня с кровати одетым, с книгой в руке, а диск всё еще пылился на проигрывателе.
Когда я приходил в офис, Паскуале уже говорил по одному из телефонов. Не успевал я снять куртку, как начинал звонить другой.
— Алло, я попала в СОБАК?
— Да, синьора, — рычал я в ответ.
— Здравствуйте, я преподаватель из Абруцци.
Ты смотри, жива ещё!
— Я вас слушаю.
— Цыганские дети не молятся перед уроками.
— Они мусульмане, синьора.
— Они — что?
— Мусульмане. Это религия такая.
— Ну так почему же они не молятся?
— Потому что это другая религия, синьора.
У меня живот начинал болеть.
— Мы все дети Бога. Они тоже должны молиться.
— И что по-вашему мы должны делать?
Например, оттарабанить её, как настоящие непротивленцы.
— Обратите их. Если они хотят ходить в школу, они должны молиться, как другие.
Обратите их!
Началась избирательная кампания.
Однажды Волчино велел нам подготовить все данные, какие только возможно, касающиеся охвата кочевников системой школьного образования. Количество детей, задействованные школы, часы занятий, посещаемость, успеваемость, вакцинация — всё, что можно. Мы с Паскуале целый день подбирали эти сведения и печатали их на машинке.
Неделю спустя появилась статья в газете. Под статьей была фотография улыбающегося Волчино, с телефоном. Заголовок гласил:
РУКОВОДИТЕЛЬ СОБАК СВОИМ ТРУДОМ ПРИВЕЛ В ГОРОДСКИЕ ШКОЛЫ СВЫШЕ СОТНИ ЦЫГАНСКИХ ДЕТЕЙ, ИЗБАВИВ ИХ ОТ ВОРОВСТВА И ПОПРОШАЙНИЧЕСТВА.
Продолжалась статья в таком же духе, ближе к концу была как бы невзначай упомянута партия, от которой Волчино выставлял свою кандидатуру на выборах.
Ясно, что журналист был его другом. Манипуляция новостями добралась и до бородавок.
Выборы приближались. СОБАК зависел от городских властей. Городским властям тоже нужны голоса избирателей. А как же! Нам сказали, что мы должны искать работу для цыган постарше, от пятнадцати лет и выше. Среднему избирателю не нравится, что государственное учреждение возится с людьми, которые никогда не работали и не платят налоги. Каждый знает, что цыгане посылают детей воровать, а жен — гадать по руке и побираться, и этим живут. Все взрослые цыгане жирные, с холёными руками, без мозолей. Целый день перебрасываются в карты, перешучиваются и прячут краденое. Прямо как члены городского совета.
Мы пригласили в офис цыганского барона. Его звали Карло. Встреча была назначена на понедельник утром. Он предстал перед нами в пятницу вечером.
Когда он вошел в нашу комнату, Паскуале тут же вскочил из-за своей пишущей машинки, и распахнул окно. Карло был совершенно пьян. Капли пота на нём воняли граппой. Пальцы его рук были в огромных золотых кольцах. Пальцы же ног — покрыты коркой грязи с кровью: Карло вышагивал в стоптанных пляжных шлепанцах.
На нём была зеленая тирольская охотничья куртка, прямо поверх майки, и брюки из шотландки, слишком для него короткие. Имел стиль.
— Что у тебя с ногами, Карло? — спросил я.
— Я был пьян, понимаешь?
Он попытался сдержать отрыжку, с самыми плачевными результатами.
— Да.
— В прошлую субботу я был на рынке. Увидал пару ботинок. Они мне понравились, я их купил, понимаешь?
— Да.
— Но я был пьян, так?
Я понял, что он ждет ответа.
— Так.
— Взял не тот размер. Четыре дня ходил, ноги болели — жуть. Понимаешь?
— Понимаю. А снять ты их не мог?
— Не, пьян был. Не сообразил, что ботинки жмут. Понимаешь?
С большим трудом нам удалось ему втолковать, что все цыгане старше пятнадцати лет должны явиться к нам, если хотят найти работу. Потом мы сведем их с разными фирмами.
— Вот ты — что хотел бы делать? — спросил я у Карло.
— Ничего, — улыбнулся он.
В каком-то смысле я им восхищался. Блистательный взлет Дональда Трампа ни на секунду не поколебал его веру в самого себя и его апломб. Его не затронула современная ярмарка тщеславия. Карло никогда не переменит манеру одеваться ради карьеры. Никогда и задницу не приподымет, чтобы получить место в банке или на Фиате. Он имел стиль, в отличие от стольких людей, и не подозревал об этом.
Мы думали, что никто не придет. Напротив, они шли толпами. Но когда мы стали слушать их пожелания, нам стало ясно, почему. Никто из них не представлял, что такое работа, это было ясно.
— Что ты умеешь делать? — спрашивали мы у всех.
— Ничего, — отвечали все.
— И кем ты хочешь стать? — спрашивали мы.
— Футболистом.
— Манекенщиком.
— Тарзаном.
— Зорро.
— Телеведущим.
— Пилотом "Формулы один".