Всё самое плохое о моей сестре
Шрифт:
– «Дорогая Кэйти, извини. Преданная тебе…» – прочла она с отвращением и разорвала письмо пополам.
– Пиши снова, но правильно!
– Но я же написала «извини».
– Это вовсе не выглядит извинением. Давай я продиктую. Начинай снова и в верхнем правом углу напиши свой адрес.
– Как скучно, – заныла я.
«Дорогая Кэйти!
Я очень сожалею, что бросила в тебя яйцо на игровой площадке.
Это было очень глупо.
Мои родители
Я надеюсь, что тебе было не очень больно и это не сильно испортило твою одежду.
Я обещаю, что никогда больше не совершу такой глупости.
Потом я написала то же самое Ингрид и Элайше. Извини, извини, унижаюсь, унижаюсь. Впервые мне было вообще безразлично, что я подписалась «Мартина». Было бы очень стыдно подписывать письма «Марти».
Когда мама наконец ушла, я взяла невидимый карандаш и написала поверх каждого письма:
«Нет, я нисколечко не извиняюсь, ты подлая, ненавистная свинья».
Конечно, эти слова нельзя было увидеть, но я стала чувствовать себя значительно лучше, зная, что они там есть.
Мне не разрешали спускаться вниз до самой ночи. Этот вечер, наверное, был самым длинным в моей жизни. Я рисовала Могучую Марту, играла со своими зверями, но было очень странно сидеть как пришитая наверху, когда было слышно, что внизу работает телевизор и разговаривают мои родственники.
В конце концов, когда Мелисса пришла спать, мама и папа поднялись наверх. Я притворилась, что уже сплю, – завернулась с головой в Уилму и с трудом дышала из-под нее. Мама и папа пытались со мной поговорить, но я сделала вид, что их не слышу. Они поцеловали меня на ночь, хотя это был только один поцелуй, и папа не сказал мне «Спите, детки, крепко, клопов я запер в клетку».
Я сопела в Уилму.
– Ты ведь не спишь, а, Марти? – прошептала Мелисса. Кровать заскрипела – это она стала взбираться по приставной лестнице ко мне наверх.
– Эй! Я думаю, они сердятся на тебя. Ты в самом деле должна писать письма с извинениями? – спросила она.
– Да! И мама собирается завтра утром идти вместе со мной, чтобы быть уверенной, что я вручу эти письма, и это будет мегаунизительно, – сказала я мрачно.
– Ой, бедняжка, – посочувствовала Мелисса.
Она взобралась ко мне на кровать. Обычно я ей этого не позволяла. Верхняя кровать – это моя территория. Но в ту ночь было очень уютно прижаться к Мелиссе: казалось, она была единственным членом семьи, который меня любит.
Глава 9
Когда мы проснулись, мы все еще лежали обнявшись, и это действительно было очень странное ощущение. Потом Мелисса скинула Уилму-кита с кровати, заявив, что она ее душит, а я случайно-нарочно ткнула Мелиссу в ребра – и вот уже мы снова вернулись в нормальное состояние ссоры.
Это было ужасное утро, потому что я должна была отдать извинительные письма Кэйти, Ингрид и Элайше. А еще мама строго потребовала, чтобы я каждой из них сказала «Извини». Потом Джейдин увидела, как я вручаю эти письма, и совсем неправильно это поняла. Она подумала, что это были приглашения на вечеринку, и ужасно расстроилась, решив, что я приглашаю всех своих злейших врагов, но не приглашаю ее, мою лучшую подругу навсегда.
– Не сходи с ума, Джейдин. Еще чего! Я никогда в жизни не приглашу на вечеринку Кэйти, Ингрид и Элайшу. Только если бы это была вечеринка с пытками и мы по-настоящему играли бы в «Убийство в темноте».
– Так что же, Марти, значит, я иду на твою вечеринку? – спросила Джейдин с сияющими глазами.
– Но у меня не намечается никакой вечеринки. Мой день рождения будет еще через тыщу лет, – сказала я. – И мама говорит, что в любом случае наш дом слишком мал для настоящих вечеринок. Нам разрешается пригласить только нескольких друзей, и все.
– Значит, я могу прийти, раз я твоя ЛПН? – спросила Джейдин.
– Но я не… – и тут я сдалась. – О’кей, я спрошу маму, – сказала я, хотя не очень-то надеялась, что мама позволит, если учесть, что она думает, будто я самая плохая дочь на свете.
Джейдин крепко-крепко обняла меня, и мне это понравилось. После этого день стал понемногу улучшаться – а перемена во время ланча вообще была волшебной. Я пошла играть в английскую лапту с мальчиками! [4] Мы даже не называли это лаптой – это был американский бейсбол, что звучало гораздо круче. Мы все должны были называть друг друга безумными именами, как настоящие американские игроки в бейсбол.
– Я Микки Хитрики, – сказал Микки Уэст.
– Я Саймон Пирогаймон, – сказал Саймон Мэйсон.
4
А н г л и й с к а я лапта – или иначе раундерс, игра с битой и мячом, напоминает лапту и бейсбол.
– Я Клоун Джереми Браун, – сказал Джереми Браун.
– О’кей, я Пук-арти Марти, – сказала я, и все просто покатились от хохота.
Мы играли в эту первоклассную игру, и все громкими криками поддержали меня, когда я сделала свой первый хоум-ран [5] – пробежку через базы в дом. Мама, выйдя из школы, не уходила с игровой площадки и взволнованно следила за мной. Она пришла в ужас, услышав, как Микки и вся банда называли меня замечательным новым прозвищем. Когда прозвенел звонок на урок, мама задержала меня:
5
Х о у м-р а н – ситуация в игре, когда игрок пробегает через базы и возвращается в дом. Базы и дом – определенные зоны площадки.
– Мартина, как они тебя называют?
– Пук-арти Марти, – гордо сказала я.
Мама прямо задохнулась:
– Но это намного хуже, чем Синюха!
– Вовсе нет. И это я сама так себя назвала, так что это очень круто. Мам, я нравлюсь мальчикам, – сказала я, пытаясь ее успокоить.
– Ну а девочкам? – спросила мама.
– Ну… я нравлюсь Джейдин, – ответила я. – Мам, можно Джейдин придет к нам на чай? Веселый чай, как маленькая вечеринка?
– Ох, Мартина. Как раз сейчас я так занята. У меня нет времени, чтобы устраивать какие-то развлечения.