все сердца разбиваются
Шрифт:
А потом кто-то резко дернул его за руку. Стакан выпал, покатившись по асфальту и оставляя влажный след. Там, где только что стоял Шерлок, лежала горсть земли с торчащим из нее цветком, черепки тяжелого глиняного горшка разлетелись по тротуару.
Шерлок повернулся и увидел того мужчину. Того мужчину с синим шарфом. Близко — настолько близко, что смог различить цвет глаз.
(Прозрачно-голубой, как вода в бассейне).
Мужчина отдернул руку, но теперь уже Шерлок вцепился в него. Сдавил запястье, не позволяя сбежать.
— Кто ты? — процедил Шерлок, широко распахнув глаза. Дыхание вырывалось из его рта, и кругом все заволокло белым паром — а может, что-то случилось
— Нет-нет-нет, — сказал мужчина тихонько, себе под нос, и состроил несчастную мину. — Меня здесь нет. Никогда не было. Ты не видишь меня.
— Ошибаешься, — ответил Шерлок, еще сильнее сжимая пальцы. Кожа запястья была сухая и шершавая, как бумага. — И лучше бы тебе ответить, что ты здесь делаешь. Ты следишь за мной уже некоторое время, так? Отвечай! Кто послал тебя!
Мужчина покачал головой, делая отчаянные попытки освободиться. Они крутились на месте, сцепленные друг с другом, как два бестолковых ребенка. Что-то хрустнуло под ногами — Шерлок наступил на черепок. Толпа обтекала их, люди шли мимо, будто не замечая происходящего.
— Меня нет, — повторил мужчина тверже, а Шерлок рявкнул:
— Кто тебя послал? Назови мне имя!
— Имя?
Мужчина вытаращил глаза, а потом вдруг расхохотался. Громкий, безумный смех.
— Тебе имя нужно?
Он шагнул вперед, прижался грудью к груди Шерлока, и сердце словно взорвалось, отчаянно вколачиваясь в грудную клетку, пытаясь выбраться наружу, будто притянутое магнитом. Щека мужчины задела скулу Шерлока, его губы шевельнулись, движение воздуха — дыхание коснулось мочки уха, когда мужчина что-то шепнул, но Шерлок услышал только тишину, бесконечную, как космос. Она ошеломила его.
А в следующий момент Шерлок растерянно вздрогнул, обнаружив себя застывшим посреди людной улицы, затопленным шумами большого города — гудением машин, голосами прохожих, рингтонами их беспрерывно трезвонящих мобильных… Шерлок огляделся, пытаясь обнаружить убегающего прочь мужчину, но тот, похоже, уже затерялся в толпе.
Шерлок присел на корточки, чтобы поднять опустевший стаканчик. Но вместо этого зачем-то уставился на свои пальцы, те, которые сжимали запястье незнакомца.
Шерлок был абсолютно уверен, что у этого человека не было пульса.
*
Дни слились в одни бесконечные сутки. Шерлок маялся без дела. То слонялся по городу, то закидывал Лестрейда злобными, бессмысленными смс-ками по поводу симптомов пациента из триста девятой (да, у меня есть твой номер). «У него царапина на ноге. Подумай!» — Шерлок не хотел говорить напрямую, ему не хотелось, чтобы другие врачи пользовались его наблюдениями, но молчать Шерлок был не в силах, потому и сыпал подсказками. «Думай, думай, думай!». Психотерапевта он больше не посещал — незачем было, вряд ли теперь он мог рассчитывать на восстановление в госпитале, а других причин терпеть ее сочувственные взгляды не было. Вместо этого Шерлок решал кроссворды, часами пролеживал в остывшей ванной, устроил настоящий свинарник в квартире. В один вечер просмотрел все серии «Доктора Хауса», ощущая себе нелепой пародией на него. Поглощал лазанью из пластикового поддона, заляпал домашний халат соусом и стал ходить по квартире нагишом. Осматривал себя, свои родинки, свои лимфоузлы, от скуки делал прогнозы — сколько еще лет его тело будет функционировать. Выходило неутешительно. Выходило — долгие годы, если только цветочный горшок не упадет еще раз.
Пытаясь справиться с апатией, Шерлок наводил справки о человеке, занимавшем все его мысли. Он знал несколько способов имитировать отсутствие пульса, но не знал ни единого способа растворяться в воздухе или изменять реальность. Та машина сбила его. Он чувствовал внутренние повреждения, у него текла кровь. Он не был в порядке.
Не был в порядке.
Поиск по сети, ожидаемо, ничего не дал. У Шерлока не было ни имени своего таинственного спасителя, ни каких-либо зацепок. Он с трудом мог вспомнить его лицо — бесстрастное, лишенное всякого выражения, но не как у мертвых, а как у младенцев, пожалуй. На лице незнакомца не было отпечатка долгой, прожитой жизни. Никаких мимических морщин, ни мешков, ни синяков под глазами, никаких воспалений, неровностей, повреждений эпидермиса. Он был чист. Нетронут.
Он был самым красивым существом, которое Шерлок когда-либо видел.
Почувствовав, какое направление принимают его мысли, Шерлок смутился. Прошло много лет с тех пор, когда он позволял себе думать о чем-то подобном. В любом случае, это показалось ему нелепым: он не знал человека, который так скоро стал его одержимостью, но ощущал исходящую от него угрозу. Опасность. Жар. Не это ли стало причиной его странных… эмоций? Психотерапевт как-то сказала, что Шерлок был влюблен в войну, и переживает ее потерю, как потерю любимой девушки. На что Шерлок ответил, что женат на своей работе, и изменять ей не намерен.
Мучимый этими мыслями, Шерлок снова и снова размышлял о мужчине с голубыми глазами. Когда от мыслей начинала болеть голова, он пил кофе и сочинял скрипичные пьесы, криво записывая их на любой подвернувшейся под руку бумаге. Он пытался не спать, пока сон не настигал его и не побеждал: тогда Шерлоку снилась война, а временами госпиталь, и все чаще граница между ними во сне стиралась. Однажды Шерлок полночи резал и зашивал людей в песках, а Лестрейд ассистировал ему, и кричал что-то сквозь ветер, и был в форме, и прятал глаза за темными очками. Он все пытался предупредить, но Шерлок был слишком занят операцией, и велел Лестрейду отвалить — но не смог произнести этого, потому что во рту у него застряла трубка. Шерлок начал задыхаться, он скосил глаза и увидел, как в тонкой пластиковой кишке трубки плавают песчинки, жалят его легкие, убивают его. Но тут же успокоился: на том конце трубки стоял его спаситель, он сжимал губами коннектор, выдыхая Шерлоку в рот. И хотя говорить он не мог, Шерлок услышал его голос отчетливо, откуда-то извне. Он был сухим и спокойным, как потрескавшаяся от солнца земля. Он говорил:
— Все люди умирают. Все сердца разбиваются. Сострадание — не преимущество.
*
Шерлок добился, чтобы его впустили, как добивался всегда. Майкрофт был серым и уставшим, погребенным под своими бумагами. Увидев Шерлока, он ослабил галстук и откинулся на спинку кресла, готовясь к неприятному разговору.
Потому что все их разговоры были неприятными.
Но Шерлок не знал, что говорить, так что шатался по кабинету, хватая различные вещи со стола, полок и подоконника, чтобы тут же поставить обратно. Его руки были заняты, но мозг измучен бездействием, и одни и те же мысли кружились снова и снова, причиняя боль.
Майкрофт вернулся к работе и некоторое время шуршал бумагами, внимательно читая и подписывая, либо же внося пометки. Один листок он отложил на край стола, не тронув. Шерлок скосил глаза, но Майкрофт, не оборачиваясь, закрыл листок папкой. Шерлок улыбнулся уголком рта.
Когда с бумагами было покончено, Майкрофт со вздохом отложил ручку, склонил голову к одному плечу, к другому, добившись двух громких щелчков. Шея была его вечной проблемой; шея и зубы. Немудрено, если носишь такую тяжелую голову и улыбаешься так кисло.