Все смиренно

Чейз Эмма

— Нет. По крайней мере, не была до этого.

Я киваю.

— А Дрю… ну, он не заводит интрижек с женщинами с работы. Это что-то вроде правила, по которому он живет. И раньше он никогда его не нарушал. Ни разу.

Он отклоняется назад, успокоившись — чувствую облегчение — от моего пояснения.

Потом, как-то небрежно, он заявляет:

— Это хреново.

Я соглашаюсь.

— Когда люди расстаются — всегда так.

Он фыркает.

— У меня это впервые. Кейт и я… мы вместе были вечность — с пятнадцати

лет. Она была у меня первой во всем. И я думал, что будет последней тоже. Моей единственной.

Я просто киваю и даю ему высказаться.

— Но последние несколько лет… такое чувство, что мы тормозим друг друга, знаешь? Я не думаю, что когда-нибудь перестану ее любить… но теперь все по-другому. Этого не достаточно. Мы больше… не подходим… друг другу.

С сочувствием, я ему говорю:

— Такое случается… часто. Люди меняются.

Он тоже кивает.

— Дааа.

Делает еще глоток пива.

— Все равно хреново.

— Это временно.

Несколько минут мы сидим молча — время разговора по душам закончилось.

Так что я беру пульт и выбираю канал с фильмами по требованию.

— Хочешь посмотреть Хищника?

Билли наливает себе еще рюмку.

— Конечно. Ни разу не видел.

Я улыбаюсь.

— Это изменит твою жизнь.

***

За несколько часов до восхода солнца, Долорес возвращается домой. Я в полудреме на кресле, тогда как Билли спит в отключке на диване.

На столе стоит пустая бутылка из-под водки — она выполнила свою миссию.

Ди со вздохом скидывает туфли. Потом она видит меня. И она удивлена.

— Ты все еще здесь?

— А не должен быть?

— Нет, нет. Все в порядке.

Она накрывает своего кузена пледом, нежно убирая с его лица волосы, как мама болеющего малыша. Потом она проходит мимо меня в свою спальню. Я поднимаюсь и иду за ней.

— Как Кейт?

Долорес снимает свою одежду, в которой она была еще на вечеринке — стягивает ее и бросает на пол, так и оставляя ее там лежать. Сама остается в леопардовых трусиках и таком же лифчике без лямок.

— Кейт раздавлена. Страдает… Билли наговорил всякой ерунды, когда они ругались. Обидной ерунды. И она чувствует себя виноватой. Билли из кожи вон лез, чтобы поддержать Кейт, когда она училась. Она ненавидит себя, потому что не сможет отплатить ему тем же.

Ди продолжает стоять ко мне спиной, когда снимает свой лифчик, и разворачивается только после того, как натягивает через голову красную футболку.

— Спасибо, что остался с ним, Мэтью.

— Конечно.

Она вздыхает, но ее плечи напряжены.

— Я, правда, так устала.

Я начинаю расстегивать свою рубашку, чтобы лечь с Ди в кровать. Я не рассчитываю на секс, хотя, если учесть, сколько ее кузен сегодня выпил, не думаю,

что его сможет разбудить даже самая бурная оргия. Но я не ожидал того, что она скажет потом.

— Сейчас ты можешь идти.

Мои пальцы застывают на пуговицах.

— Что?

— Я сказала, спасибо, я устала — ты можешь идти.

А ее взгляд плоский, лицо натянуто — как у манекена в магазине.

Я делаю к ней шаг, пытаясь не обращать внимания на ее вид.

— Ди, я знаю, ты расстроена…

— Или, может быть, я просто не хочу, чтобы ты здесь оставался, Мэтью! — взбунтовалась она. — Может быть, я просто хочу побыть одна.

И да — на тот случай, если вам интересно — вот оно мое яростное выражение лица. Челюсть напряжена, губы сжаты, глаза светятся адреналином. Меня злят ее слова — ее вид — ее чертово упорство не смотреть на меня и на наши отношения без нависающих над ними тени ее прошлого.

— Ты не хочешь быть одной — ты просто до ужаса боишься. Ты видишь, как Кейт и твой кузен не хотят чувствовать то, что они чувствуют…

Она хлопает в ладоши, медленно. С сарказмом.

— Элементарно, Ватсон. Если у тебя не получится с банком, кажется, что ты сможешь стать терапевтом.

Я провожу рукой по волосам, пытаясь справиться с отчаянием, от которого мне хочется проломить кулаком стену в ее спальне.

— Все это дерьмо, когда ты меня отталкиваешь, уже порядком поднадоело, Долорес.

— Что ж, дверь вон там, — указывает она. — Почему бы тебе не пойти и не поискать себе чего-то новенького.

У меня низкий голос, но закипающий от злости.

— Хорошая идея. Я так и сделаю.

Потом я разворачиваюсь и ухожу из чертовой комнаты.

Так я дохожу до гостиной, и уже хватаюсь за дверную ручку входной двери и останавливаюсь. Потому что это как раз то, чего она от меня ждет. Что я сдамся, махну на нее рукой.

На нас.

Ди скорее нанесет удар первой, а потом выбросит белый флаг, чем рискнет позже оказаться застигнутой врасплох.

Я это знаю. Также как знаю, что последнее, чего бы она хотела, так это того, чтобы я ушел.

Оставил ее одну.

Убираю руку от двери и возвращаюсь в спальню. Она сидит на краю кровати ко мне спиной, спина ровная, словно она палку проглотила.

— Я никуда не уйду. Хочешь покричать? Кричи. Хочешь кому-нибудь врезать? Я могу принять удар на себя. Или мы вообще можем не разговаривать. Но… я никуда не уйду.

Я сажусь на кровать и сбрасываю туфли, следом одежду. Ди скользит под одеяло, потом выключает лампу, но комната не погружается в полную темноту. Из окна идет достаточно света, чтобы разглядеть ее силуэт — лежащий на спине, смотрящий в потолок. В боксерах, я забираюсь под одеяло рядом с ней. И как только моя голова касается подушки, она двигается ближе, поворачиваясь на бок, и кладет голову мне на плечо.