Все смиренно

Чейз Эмма

— Правда.

На самом деле, Долорес во многом напоминает мне Александру. Яростная — страстная в своих привязанностях. Любительница крепких объятий и тысячи поцелуев. Это и есть составляющие самой лучшей матери.

После этого мы молчим. Лежим в ванне, пока вода не становится холодной, наслаждаясь комфортной тишиной — вместе.

***

Некоторые женщины не оценят этих слов, но я все равно их скажу: вам не обязательно любить, чтобы иметь великолепный секс. Мой самый фантастичный

сексуальный опыт в моей жизни был без вовлечения эмоций вообще. Он был с женщинами, к которым я был безразличен. Я не знал их достаточно хорошо, что бы они мне нравились или нет. Иногда, я даже не знал их имен.

Но я знал, что они были страстными — я хотел их, они были для меня привлекательными, на чисто физическом уровне.

Страсть — это просто. Чисто. Весело.

Любовь — это заморочно. Запутанно. Иногда пугающе.

Страсть — это властно. Первобытно. Сильно.

Любовь — это сомнительно. Мимолетно. Она может вынести мозг.

Я понимаю, что такое мнение — абсолютно исключительно по отношению к мужчинам — но статистически говоря, парни намного охотнее получат удовлетворение от случайного безэмоционального секса, чем женщины.

Погуглите, если не верите мне.

Большинство женщин, жаждут чувств во время полового акта — порой они даже кончить не в состоянии без этого.

Но Долорес Уоррен к ним не относится. Она взорвала мне мозг в первый же раз, когда мы пошли на свидание. Не зная меня достаточно хорошо, чтобы испытывать ко мне что-то, и это было великолепно. Для обоих из нас. Фактически, мне казалось, что она хотела, чтобы именно так все и было.

Как я и сказал… страсть — это легко.

Но после той ночи, когда в мою квартиру ворвалась Розалин, что-то изменилось. Сместилось.

Преобразилось.

Я хочу, что бы Ди не просто жестко кончала. Я хочу доставить ей удовольствие. Хочу, чтобы она чувствовала себя счастливой, чувствовала, что о ней заботятся не только в спальне, но и за ее пределами. И я хочу быть причиной этих чувств.

Она вздыхает во сне, и я просыпаюсь от этого звука. Она лежит на животе, одеяло прикрывает ее только по пояс, открывая ее безупречную спину. Я смотрю на ее лицо, интересно, что ей снится. Черты ее лица расслабленные, гладкие — отчего она выглядит уязвимой и юной.

Невинной.

И мою грудь наполняет невероятное чувство защиты, которое сжимает мое сердце. Сначала я прикасаюсь к ней рукой, нежно веду ей вдоль ее позвоночника. За моей рукой, к ней прикасаются мои губы. Мой язык. Пробую на вкус сладкую солоноватость ее кожи вдоль спины к шее.

— Мэтью, — вздыхает она. И я знаю, что она тоже не спит.

Она перекатывается на спину, в темноте ее тревожный взгляд отыскивает мой. Убираю одеяло, обнажая ее ноги. Призывая ее.

Накрываю ее собой, прижимаясь к ней грудью. И когда я целую ее губы, это намного больше, чем просто поцелуй. Совсем другой, по сравнению с теми, что у нас уже были.

Я хочу, чтобы она знала, что я чувствую. Хочу показать ей — с каждой лаской, с каждым касанием — что она значит для меня.

И больше всего… я хочу, чтобы она знала, что то же самое я значу и для нее. Хочу почувствовать это с ее стороны.

Я вхожу в нее полностью. Ее невероятно тугая влажность растягивается, поддается мне, потом сжимает меня, когда я начинаю выходить из нее, чтобы сделать еще один толчок. Мой рот парит на ее ртом, наши дыхания переплелись, а вздохи слились.

Это невероятно.

Она прикасается к моему лицу, а я целую ее в подбородок, в щеку, целую ее волосы, ее ушко, окатывая ее своими вновь обретенными чувствами. Наши движения мягкие… не нежные или спокойные сами по себе, но… со смыслом.

Глубоким.

Ее бедра вздымаются навстречу моим, смыкая нас глубоко. Я сглатываю всхлип, который слетает с ее губ, когда она кончает первой. Я погружаюсь в нее, жестко, через ее оргазм, пока я не следую за ней со своим, сотрясающим землю, оргазмом.

Ее ноги обвивают меня, держа меня в великолепном заключении теплых объятий. Мы целуемся, покусывая губы друг друга. Поворачиваю свою голову к ее шее, а лицом утыкаюсь в ее ключицу, вдыхая ее запах. Она гладит мои руки и кладет мне их на плечи.

Спустя несколько минут, я неохотно отклоняюсь от нее. Руки Ди сжимаются вокруг меня, так что я не могу от нее отодвинуться. Мы засыпаем в таком положении — мое тело служит ей тяжелым одеялом, а ее — моей эластичной подушкой.

ГЛАВА 14

На протяжении последующих дней, Долорес и я проводили вместе практически каждую ночь. Она, наконец, стала раскрываться и рассказывать мне все о своих бывших. Их было не так уж и много, как вы, возможно, думали, но те, что были — те еще красавчики.

Первый придурок, конечно — малыш, который ее обрюхатил, а потом послал куда подальше.

Кретин номер два оказался старше, чем прикидывался. Лет так… на десять. И женат. И с ребенком.

Следующий урод — этот был во время колледжа Долорес — украл у нее информацию о банковском счете, обчистил его по полной, и смылся в Вегас. Оставил ей записку, в которой объяснил, что у него безудержная игромания, которую он скрывал от Ди все те месяцы, что они были вместе.

И, наконец, — последняя рана. Ублюдок, который ее ударил.

Долорес сказала, что это было лишь раз, но одного раза для меня итак уже слишком много. Она не скажет мне его имя, но я клянусь всем святым, что если когда-нибудь его узнаю? Я выслежу этого козла, приду к нему, и переломаю ему все кости на руке, которой он к ней притронулся.

А потом сломаю другую, чтобы убедиться, что он про это не забудет.

О — еще и история ее родителей. Долорес сказала, что ее мать и отец страстно влюбились друг в друга, клянясь, что это было хоть и внезапное, но продолжительное чувство. До тех пор, пока ее мать не забеременела. Тут-то ее отец и превратился в привидение и исчез… и больше о нем не слышали.