Все смиренно
Шрифт:
— Оденься.
Она выглядит, на самом деле, удивленной. В замешательстве.
Но, прежде чем я успеваю продолжить, в мою дверь стучат. И в коридоре слышится громкий поющий голос Долорес. «How ya call ya lover boy? Come ‘ere, lover boy…»
Вот черт.
Это плохо. Все равно, что строить дом на месте старого индийского кладбища, тела которого ожили и очень недовольны сим фактом. Вот как это плохо.
Я отхожу от Розалин и иду в сторону двери, перебирая в голове свои варианты. Я мог бы запихать Розалин
Единственный способ выжить — выложить карты на стол. Рассказать Долорес правду — взывать к ее доверчивой натуре и Богом данной вере в честность ее парня.
Даа — вы правы — я попал, хуже некуда.
Я открываю дверь. Долорес держит передо мной диск с Грязными Танцами, а сама танцует на месте.
— Это отличный фильм для нас! Уверена, ты его еще не видел — учитывая то, что твои пропитанные тестостероном яйца были слишком заняты просмотром боевиков и военных порнух. Но, к счастью, для тебя, у меня есть режиссерская версия с дополнительными сценами. Мы можем повторить сцену в лифте. Я еще могу сделать горяченькое ча-ча-ча.
Я проскальзываю в дверь, прежде чем она заканчивает говорить, и закрываю за собой дверь. Тогда она и обращает внимание взгляд на моем лице и прекращает танцевать.
— Что случилось?
Я кладу свои руки ей на плечи и говорю:
— Мне нужно, чтобы ты не психовала.
Конечно же, такие слова как раз и заставляют ее начинать злиться. Тупость.
— Почему я должна психовать?
Стараюсь сгладить ситуацию.
— Ты должна мне доверять, Долорес. Клянусь, на самом деле, это не то, как это выглядит.
Не сильно-то сгладил, правда? Вот, дерьмо.
Ее тревожный коньячного цвета взгляд блуждает от моего лица к двери за моей спиной, и снова на меня. Она не соглашается со мной, ни в чем не уверяет. Она требует:
— Открой дверь, Мэтью.
Куда уж проще покончить с этим.
Я открываю дверь, и Долорес марширует вперед меня. К чему бы она себя не готовила, она этого не находит. Она оглядывает гостиную.
— Что ты…
Вот когда Розалин проходит по холлу — все еще в своем белье с поясом.
Потому что, если бы не помогло несчастье? То и счастья бы не было.
— Мне кажется, ты ведешь себя по-детски в плане… — Розалин останавливается, когда видит Ди — но ее это, кажется, не беспокоит. — Что ж, это смешно.
Я сжимаю зубы.
— Я же сказал тебе одеться.
— Я думала, ты просто прикинулся скромным. Не думала, что ты это серьезно.
Поворачиваюсь к ней спиной, а лицом к Ди.
— Ди…
Полдюжины эмоций отразились в ее глазах — шок, удивление, боль, предательство, унижение. Веры и доверия там не было.
Но она не сбежала.
И на какой-то момент, я подумал, что мог бы все с ней уладить. Что она вспомнит мои обещания — подумает о моих действиях — за последние несколько дней, и она придет к неизбежным заключениям,
Я дам вам секунду, чтобы догадаться о том, что произойдет потом. Чтобы подогреть ваш интерес.
. . .
. . .
. . .
. . .
. . .
. . .
. . .
. . .
Она дает мне пощечину. Сильную.
Шлеп.
А потом ринулась в дверь так, будто за ней черти гонятся.
— Дьявол!
Мне хочется последовать за ней — и я это сделаю — но сначала мне надо кое-кого истребить.
С рассеянной улыбкой Розалин говорит:
— А теперь, где мы остановились?
— Я как раз собирался вышвырнуть твою задницу за дверь. Все еще собираюсь. Не хочу возобновлять с тобой никаких отношений, Розалин. Все кончено. Даже не заговаривай со мной на вечеринках. Если встретишь меня на улице? Отвернись и пройди, нахрен, мимо. Если еще когда-нибудь затеешь что-то подобное, или просто вмешаешься в мою жизнь? Я сделаю все, чтобы твой муж и все ваши знакомые узнали, что ты коварная, хладнокровная, двуличная сучка. Понятно?
Ее уверенность испаряется, а выражение ее лица — становится ранимым. Но это длится лишь секунду. Потом ее взгляд становится ледяным. Злым, но управляемым. Как крыса борющаяся за выживание, даже если ей придется сжевать свою лапу.
— Очень хорошо.
Последний раз бросаю на нее взгляд и выхожу за дверь.
— Чтобы тебя здесь не было, когда я вернусь.
***
К тому времени, как я дождался следующего лифта и спустился в фойе, Ди уже нигде нет. Я выбегаю на тротуар и глазами ищу ее среди толпы занятых Нью-Йоркцев до тех пор, пока не замечаю ее светлую голову, движущуюся вниз по улице.
И вот когда начинается дождь. Проливной и ледяной, словно огромный, размером с небо душ превращается в холодную мощную струю.
Большое спасибо тебе, Господи. Такая вот отсрочка приговора.
Я перемещаюсь между пешеходами — изо всех сил стараясь по пути не наткнуться глазом на раскрытые зонты. Когда я догоняю Ди, я хватаю ее за руку, разворачиваю ее и кричу:
— Может, ты прекратишь бежать! Я же просил тебя не психовать!
Она машет назад в сторону моего дома и кричит:
— Как я должна не психовать, когда в твоей квартире голая девица?
— Потому что я сейчас не с ней! А здесь — возможно подхватывая пневмонию — бегу за тобой!
— Зачем?
И вот здесь я понимаю, что просил Ди доверять мне — верить, что я отличаюсь от других придурков из ее прошлого — на самом деле, не давая ей на то причин. Любой может доставить девушке удовольствие — подарки, праздники — но это совсем не означает, что он честный. Он может просто выглядеть убедительным. Не показывая, при этом, свои скрытые мотивы или распутную натуру.