Всё становится на места
Шрифт:
— Ты пойдёшь на огуречную грядку, — указывает он на Гилберта. — Вот такую высоту запомни, — и он показывает чуть повыше коленки. — Всё, что ниже — боковые побеги, пожелтевшие листья — срывай, а выше пока не трогай. Если не разберёшься, спросишь у тех, кто там работает.
Мой друг соглашается и идёт в направлении грядок.
— А ты в саду поможешь, — поворачивается ко мне Дугальд. — Возьми вот в сарае свободное ведро, будешь воду носить, поливать деревья.
— То есть, ему листочки с огурцов обрывать, а мне — вёдра таскать? — возмущаюсь я.
— Ты видел, у него руки перевязаны? Я ему сложную работу давать не собираюсь! — и коротышка потрясает лопатой, зажатой в правой руке. — А тебе, я вижу, не помешает небольшая нагрузка, а то выглядишь как принцесса, которую даже до уборной на ручках носят.
Я возмущённо иду в сарай и назло всем выбираю самое большое ведро, какое только находится. Затем озираюсь в поисках фруктовых деревьев и направляюсь к ним.
— Куда? — кричит мне Дугальд.
— Как куда? — возмущаюсь я. — Вы же в сад меня отправили!
— А что, пустым ведром поливать собрался? Колодец там, — ехидно заявляет садовник и указывает рукой в другую сторону.
Приходится идти туда.
У колодца уже топчется знакомый мне человек с кошачьими усами. Он нервно машет хвостом, пытаясь достать ведро. Оно то ли застряло, то ли просто тяжёлое.
— Добрый день! — вежливо говорю я.
— А-ах! — пугается кошачий человек, взмахивает руками и упускает ведро. Оно падает с громким плеском.
— Помочь? — предлагаю я.
Он молча отходит в сторону, и мне приходится в одиночку сматывать тяжёлую цепь. Я недовольно кошусь на усатого.
— Может быть, всё-таки попробуем вдвоём? — наконец не выдерживаю я.
— Я бы рад, но... у меня — вот, — он мнётся, затем протягивает руки, которые прятал за спиной, — лапки.
Пальцы у него и вправду раза в два короче, чем обычно у людей, и толще. Между ними растёт негустая шерсть, светло-коричневая. Такая же покрывает и его голову, немного переходя на щёки. На пальцах небольшие аккуратные коготки, похоже, втягивающиеся.
— Эх, ты, — говорю я, — зачем же за водой пошёл?
— Да я... — пищит он, испуганно округляя жёлтые глаза и втягивая голову в плечи. — Сирса должна была, а я хотел помочь...
Тащить два полных ведра в конце концов приходится мне. Мы делаем частые передышки, и когда подходим к фруктовому саду, я уже знаю, что кошачьего человека зовут Альдо, что он больше всего на свете любит две вещи — цветы (кошачью мяту) и Сирсу, но она пока не отвечает взаимностью, и потому он старается делать для неё всё, что может.
— Сирса необычная, — заявляет мой собеседник и шевелит усами.
Я не спорю. Конечно, необычная. Обычных здесь и не бывает. А что в ней привлекает Альдо больше всего?
— Ну, у неё такие, — Альдо описывает в воздухе два полукружия и заливается румянцем. — Такие большие, беленькие, красивые...
Я соглашаюсь, что девушку с такими выдающимися достоинствами сложно не полюбить.
— Ох, а вот и она! — начинает суетиться кошачий человек. — Скорее, дай мне ведро, чтобы она подумала...
Нам навстречу идёт невысокая, но крепко сбитая девушка. Вот уж кто мог бы донести два ведра от колодца и даже не запыхаться. На широких скулах горит румянец, карие глаза блестят. Брови и волосы у неё очень светлые, почти белые, нос остренький. Но в первую очередь взгляд падает на её большие округлые уши, расставленные в стороны и покрытые светлым пухом, которыми она ещё и машет, отгоняя назойливую мошку.
— Эх, ты, — обращается она к Альдо, презрительно щурясь. — Тоже мне, помощничек!
Затем Сирса без особых усилий берёт своё ведро и отправляется поливать деревья.
— Ты видел, видел? — тает мой спутник, вновь выписывая в воздухе лапами круги. — Какая девушка!
— Эт-то ещё что? — раздаётся за нашими спинами громкий рык Дугальда. — Альдо, я кому сказал собирать яблоки?
— Но я!... — мямлит тот.
— Занимайся тем, что у тебя хорошо получается! Ты лучше всех карабкаешься по деревьям, так что вперёд!
Альдо испаряется так быстро, что я даже не успеваю заметить, куда.
— А ты чего встал? — Дугальд сурово глядит на меня. — Гляди, какие деревья не политы, и поливай.
Я успеваю полить целых четыре дерева, когда этот изверг вновь торопливо проходит мимо меня.
— Да что же ты делаешь, горе луковое, — возмущается он, останавливаясь и воздевая руки. — По два ведра на каждое. Ты думаешь, деревьям будет польза от горсточки воды?
Я вздыхаю, опустошаю ведро под какой-то вишней и вновь иду к колодцу.
Мне удаётся осчастливить ещё три дерева, а после этого я начинаю чувствовать, что заслужил перерыв, праздничные дни и торжественные проводы на покой. Я оглядываюсь в поисках укромного местечка, где усталый работник мог бы скрыться от бдительного глаза надсмотрщика.
Просто удивительно, как Дугальд всё успевает. Он носится между овощными грядками, фруктовым садом и пасекой, не выпуская из рук лопату, что придаёт ему веса. Держит под надзором всё, что происходит, кого-то хвалит, кого-то подгоняет, кому-то показывает, как действовать. Между тем — я лично видел — он успел ещё самостоятельно вскопать здоровенный участок под новые грядки. Мне кажется, что он мог бы даже работать один и прекрасно справляться.
Я направляюсь вглубь сада, подальше от остальных работников, и уже было нахожу подходящее местечко у старой яблони, как слышу голоса с другой стороны ствола: