Всё становится на места
Шрифт:
— Я буду наверху, — сухо говорит он, берёт ломоть хлеба и уходит, унося свечу и оставляя нас с курицей наедине.
О, какое блаженство! Сочная, мягкая, свежая, ароматная, в меру пропечённая, в меру жирненькая...
— И не забудь, что это твой единственный приличный костюм, — доносится с лестницы.
Он думает, что ли, я есть аккуратно не умею? Да я бы даже пользовался ножом и вилкой, если бы только их тут нашёл.
Спустя некоторое время меня беспокоит лишь вопрос, где вымыть руки. Я нахожу ведро, но вода в нём похожа на питьевую, не хотелось бы зря её испортить. Потому я решаю выглянуть и спросить у Теванны, как мне быть.
— Сильвер! — слышу я сразу же, как только ступаю на площадь, открыв дверь плечом. — Потанцуем?
— Ох, Ричил, не сейчас, — отнекиваюсь я, прижимаясь спиной к двери. — Мне нужно поскорее поговорить с Теванной.
— Зачем это тебе говорить с Теванной, — обиженно надувает губы старушка и кладёт верхнюю пару рук мне на плечи. — Сперва станцуй со мной!
— Э-э... я не умею танцевать! — говорю я первое, что приходит в голову. Руки на всякий случай держу вытянутыми по сторонам.
— Ты обманываешь, — возражает моя собеседница, вздёргивая нос. Её седые кудряшки гневно подпрыгивают, голубые глаза блестят. — Леон сказал, ты принц, а принцы уж точно умеют танцевать!
С этими словами она кладёт нижнюю пару рук мне на талию и тянет меня ближе к музыкантам с такой силой, что волей-неволей приходится ухватить её за плечи, иначе не устоять на ногах.
— Ну что ж ты стоишь, — укоряет меня Ричил, и я понимаю, что терять уже особо и нечего.
Мы принимаемся отплясывать, причём моя партнёрша танцует так бойко, будто в неё вселились все тринадцать принцесс Третьего королевства разом. Её платье цвета лаванды изобилует кружевами, и я обнаруживаю, что они хорошо впитывают жир.
— Проказник, — смеётся Ричил, — что это ты гладишь меня по спине? Давай, положи-ка руки мне на талию!
Мы танцуем и кружимся, и у меня уже перехватывает дыхание, но проклятая старушка совсем не устаёт. И почему она не работает в саду?.. Четыре руки, четыре ведра... уф...
Другие пары останавливаются, чтобы полюбоваться на нас.
— Ричил, остановись! — смеются люди. — Уморишь парня! Не все такие выносливые, как ты!
— Да это Сильвер не останавливается! Ишь, рад — отхватил красавицу!
— Эй, Ричил, он уже на свой язык скоро наступит!
— Глядите, как бы вы сами на свои длинные языки не наступили, — отмахивается моя партнёрша и счастливо пляшет.
Наконец музыканты жалеют меня и умолкают.
— Эх вы! — с укором глядит на них Ричил. — Повеселиться не даёте! Что ж, Сильвер, я надеюсь, мы с тобой ещё не раз станцуем, хи-хи! А сейчас можешь наконец поговорить с Теванной. А о чём, кстати, тебе с ней понадобилось поговорить?
Моя собеседница ревниво прищуривается.
— О том, где можно вымыть руки, — отвечаю я быстрее, чем успеваю подумать. — Но уже не нужно.
И пользуясь тем, что Ричил ослабила хватку, поспешно сбегаю. Я успокаиваюсь только тогда, когда запираю за собой дверь комнаты.
Сквозь приоткрытую балконную дверь вижу Гилберта, который в бессилии лежит на столе и слабо издаёт булькающие звуки. Он оборачивается ко мне и пытается приподнять руку.
— Ах-ха-ха... отличный танец... ты рано ушёл, тебе стоило оценить... стоило оценить, ой, не могу, её лицо! Ха-ха!
Злобно запираю балконную дверь. Нет у меня больше друга.
Глава 18. Нам нельзя остаться? Вот и хорошо
Следующий рабочий день начинается не так, как мы могли ожидать. Когда мы подходим к полям, то видим Дугальда, ожесточённо спорящего с Марлином. В стороне мнётся Неро — он явно беспокоится, но боится вмешиваться.
— Глядите, глядите! — шепчет Гастон, подходя к нам. — Это же каким надо быть смелым — или глупым — чтобы перечить Марлину! Пожалуй, только Дугальд...
— Эй, Гастон, кажется, я уже дал тебе задание! — рявкает садовник, заметивший непорядок.
Гастон от неожиданности подпрыгивает в воздух, взмахивает руками и уносится с воплями ужаса (показного).
Марлин тоже оглядывается и замечает нас.
— Чудненько, — говорит он, потирая руки. — Так я их забираю.
— Ладно уж, колдуна бери себе, всё равно он сейчас не работник с такими-то руками, — вздыхает садовник. — А вот второго не дам, мы и так отстаём от графика поливов!
— Я же сказал, мне нужны оба!
— Вчера нужно было говорить! Сейчас у меня уже всё рассчитано на пять дней!
— Вчера они мне и даром не были нужны! А сегодня...
— Ах, может, ты сам тогда отработаешь за них и побегаешь с вёдрами?
Оба распаляются, тыкают друг в друга пальцами, брызжут слюной, машут руками. Лысина Дугальда потеет и блестит на солнце пуще прежнего. Люди, работающие неподалёку, оставляют работу и потихоньку подбираются ближе — поглядеть, чем всё кончится. Неро суёт в рот не меньше восьми пальцев и прикусывает их.
— Так говоришь, земля сохнет? — Марлин упирает руки в бока и склоняется к Дугальду. Теперь они почти соприкасаются носами.
— Ещё как сохнет! — Дугальд тоже упирает руки в бока и встаёт на цыпочки. Начинается битва носов.
— И тебе нужен полив? — давит колдун.
— Нет, пусть всё засохнет и люди начнут голодать! Конечно, идиот, мне нужен полив! — не отступает садовник.
Неро издаёт писк, не в силах выдержать напряжения.
Марлин отступает на шаг и выпрямляется. Дугальд торжествующе глядит на него, выпятив грудь.