Все такое разное

АiСт

Был в городке и другой траур. Менее светлый и праздничный. Там, куда пшеничный приходил не с любовью и молотом укрепления, а с топором справедливости, с острым топором справедливости.

Нежданный гость

Беду не ждёшь, когда ты горд, когда ты обращён к своему высокомерию, не к сердцу, не к душе, не к Богу. Беду не ждёшь, когда жизнь полна и сладка,

когда не чувствуешь привкуса чужой горечи, в этой сладости. И беда обязательно приходит, чтобы наконец стало слышно душу, чтобы люди обратились к своему сердцу и Господу. Всегда неожиданно, всегда не вовремя, и, обычно, уже поздно…

Было поздно. Американец появился в городе с закатом, и появился не для того, чтобы призывать к вере или любви. Он здесь чтобы убивать.

Вдова Маклин кричала в голос, в истерике, в своей спальне на втором этаже, когда в дверь сильно и в то же время сдержано постучали. Было в этом стуке что-то большое, что-то огромное. Собаки ушли во внутренний двор, как и не было их, даже голоса не подали. Вдовушка успокоилась и задремала. Лампочки, как будто, засветили ярче. Дети не спали. Старик пытался успокоить бедняжку, его сын, в это время, лежал в местном морге. Гостей не было. Прочие родственники и близкие друзья или ещё не доехали, или желали переждать бурю в стороне.

Стук. Старшая дочь, уже взрослая прекрасная девушка, так и не связавшая ни с кем жизнь браком, вместе со своим младшим братом тинейджером, с тревогой, подошла к двери.

Странно, но ручка была немного тёплая. Из-за двери тоже чувствовалось какое-то необъяснимое тепло, и это успокаивало. Она открыла дверь.

Младший открыл рот, почти так же широко, во весь дверной проём.

– Доброго вечера, доброй американской семье Маклин! Кудрявый, роток-то прикрой! Примите мои соболезнования. Мисс? – мужчина старомодно приподнял шляпу рукой и кивнул, во второй руке он держал огромный молот.

Не дожидаясь ответа, он вошёл в дом. Прекрасная Донна потеряла волю и не могла ответить, не могла пошевелиться. Почему-то радостный и как всегда непосредственный мальчишка, прыгал вокруг странного гостя, как молодой бычок. Мальчишка Уилл предложил гостю стакан воды, с трудом сдерживая восторг. Сошлись на пиве, и малец убежал к холодильнику. Донна прикрыла дверь.

– Мисс, – снова обратился к ней мужчина с прекрасной светлой бородой, подступил, поставил кувалду у

двери, и подал Донне руку, приглашая пройти в её же гостиную.

Она так и молчала. Так и сидела. Так и смотрела на него, свободно и по-хозяйски рассевшегося, как у себя дома. А он и был у себя дома, в Америке.

– Солнечный, это правда ты? – поинтересовался Уилл, протягивая Американцу пиво.

– Да, малец, можешь звать меня Генри, – ответил желанный гость и уложил ноги на столик.

– Оооо! Генри? Так у тебя имя есть? Круууто! Генри! Сестра! Донна, ты в норме? Это Генри! – не унимался Уилл продолжая сверкать молниями радости, ещё немного и он мог описаться от восторга, так это было несдержанно.

– А ты крупный для своего возраста! Сколько тебе? Шестнадцать?

Восторг перекрыл скорбь, о смерти отца Уилл совершенно не думал, не хотел этого принимать. Он хотел что-то сделать, что-то хорошее, какой-то добрый жест. Хотел проявить своё почтение. Донна сидела замороженная, изредка хлопая глазами. Она, естественно, тоже знала кто это, но боялась и звук обронить и шевельнуться.

– Да! Конечно, занимаюсь! Я в защите… Слушай Генри, какой у тебя размер ноги? Двенадцать, типо того?

– Меткий глаз, малыш! Типо того… – ответил Американец и снова приложился к бутылке.

– А ты сколько в этих сапогах, Солнечный? Лет сто?

Генри хохотнул и скинул сапоги на пол, казалось, что над его головой, после того как он снял шляпу, немножко что-то светится:

– И не говори, малыш, и не говори, ха-ха-ха, – забасил Американец так, что задрожала гостиная.

Уилл сбегал к холодильнику, поставил на столик перед гостем ещё бутылку пива и убежал на верх. Донна улыбалась. Улыбалась, и всё что она придумала – это подняться, поклониться, и отправиться в кухню греть для гостя ужин. И это было не плохо. Пшеничный крякнул в ответ на поклон и приподнял свой зад, после чего устроился ещё удобнее.

Пробегая мимо спальни матери, где уставший старик держал вдовушку за руку, Уилл гаркнул в комнату: «Золотой! Золотой у нас!». Она не проснулась. Старик боролся со сном, чтобы не оставлять бедняжку одну. Он боялся за неё. Боялся, что она может что-то сделать, что-то нехорошее. У старика болело сердце и опускались руки. Он ничего не понял, подумал, что мальчишка слетел с катушек.

Конец ознакомительного фрагмента.