Все в свое время [СИ]
Шрифт:
Для Нубила время уже давно потеряло свой счет, день слился с ночью, странное оцепенение, предвестник той боли, что причиняет Али-трава, заволокло картину мира. Единственное, за чем он не забывал следить — состояние своего друга. Которое значительно ухудшилось. Жар перешел в холод, бред — в глубокий сон, из которого возвращаются только те, кому Али-заоблачный простелил особый путь. И то ли утром, то ли вечером, то ли на четвертый день пути, то ли на пятый, когда надежда поросла мхом, а вера затянулась туманом, чужак сначала даже не понял, что к нему обращаются.
— Нубил! Мы пришли, Нубил. Мы уже у города.
А даже если и понял… Последние часы он видел только худую спину Нита и носилки с Эдвардом перед собой (почему перед? Всю дорогу они были сзади? Нубил не помнил…). Слова растаяли в сознании озерным туманом, и, когда им на встречу
1980 год от Рождества Христова, 10 мая
— Слава Иисусу! Сэр, мы скоро причаливаем! Какие будут приказания?
— Королю слава. Соберите всю команду на палубе, форма парадная. Вы, надеюсь, понимаете, что на новом месте мы должны сразу произвести самое лучшее впечатление?
— Так точно, сэр! Будет сделано! Мы покажем им, что такое третий ацтекский полк! Позвольте начинать.
— Начинайте…
— Слушаюсь, сэр! Слава Иисусу!
— Королю слава.
Стоило сержанту с совершенно непроизносимым именем (Эдвард про себя называл его Марком — это было проще, чем каждый раз выговаривать Маркенцекоталь, или что-то в этом духе) выйти за дверь, как показная бодрость карнавальной маской слетела с лица молодого лейтенанта. Перед собой можно было не притворяться. Какое может быть "лучшее впечатление" в этой дыре? Его послали на край вселенной, и все, что он мог — делать красивую мину при плохой игре. С такими раскладами даже марсианская база, формально закрепившая власть Британской империи над красной планетой, смотрелась бы предпочтительнее. Там хоть если не слава, так почет — суровые условия, гордое слово "колонист", сухой паек и знаменитые красные звезды на погонах. Все девушки любят "марсиан", считается, что низкая гравитация способствует повышению потенции, и стоит человеку с красными звездами подмигнуть, как за ним бегут толпы юных прелестниц… Какая еще гравитация? Пол года в мужском коллективе, где из женщин — стокилограммовая врач-афганка да кухарка похожей комплекции из еще какого-нибудь малого народа. Им там легко, низкая гравитация, свой вес не чувствуют, вот и превращаются в шарики, все равно ни одна мужским вниманием не будет обделена. Вот и проявляют потом астронавты на земле чудеса, рассказывая сказки, как благотворно влияет низкая гравитация… Суровое место, но там хоть какие-то позитивные стороны можно найти, а тут?
Вроде бы не далеко. Гибралтар, Средиземное море, Черное, база на Тавриде. Стратосферным аэролетом пол часа пути, да вот беда — не летают они сюда. И ничего не летает. А ведь каждый британец знает, что с ним мощь веры. Что с ним Иисус. Что Господь никогда не оставит тех, кто верует, кто праведен. Что Господь никогда не оставит короля и Британию, и мощь веры подарит чудеса, о которых сам пророк Моисей не мог и мечтать. Даже на Луне стреляют плазменные пушки PoB ("Power of Belief" — "мощь веры", прим. автора), летают PoB-гравилеты, быстрее скорости света долетит с Марса на Землю весть, которую мощью своей веры и PoB-передатчиком отправит священник-связист. Для мощи веры нет запретов, она повсюду — всесильная на британских островах, благословленных Иисусом, слабее в Новой Шотландии, слабая на Луне, едва ощутимая на Марсе, основа всей британской цивилизации… Тут, возле берегов проклятой Тавриды, она ничего не дает. Святой крест здесь лишь распятие, не способное отразить пули; гарнизон сюда приплывает на судах, которые сжигают, как два века назад, нефть и газ. Связь — и вовсе гонцами, оружие — тяжелое, с огромным, неподъемными аккумуляторами, их специально проектируют по образцам из далекого космоса, где мощь веры слишком слаба, чтоб дарить власть над миром. Так что вроде и рядом, но с домом не поговорить, на отпуск домой не съездить — выходит, дальше, чем на Марсе.
Так там зато хоть есть солнце. Маленькое, холодное, лишь звезда, но настоящее. А тут его нет. И дальше на север его нет — огромные просторы Европы и Азии, Мертвые Земли, вечно покрыты густыми облаками, и ни один синоптик не смог это объяснить. И ни один священник разогнать. Как узнал Эдвард перед отъездом, сам Папа, часовая молитва которого может излечить смертельно больного, а всеношная — воскресить недавно умершего, однажды на месяц ушел в келью, где, на хлебе и воде, молился Иисусу, чтоб облака отступили хоть на миг и спутник смог заснять хоть малый кусочек Мертвых Земель… Тщетно. Ядовитые земли язычников, что когда-то не приняли Иисуса Христа, хранили
Нет, место было определенно самым страшным, что только можно придумать. И разговоры с ветеранами, которые устроил дядя Эдварда, это только подтвердили. О чем только они не рассказывали… О бушующем море, которое может потопить любой линкор, о хищниках и грозах, слетающих с гор призраках и живых, осязаемых местных жителях, которые бывают страшнее любого зверя… Причем байки так тесно переплетались с реальностью, что Эдвард однозначно понял только одно — во всем придется разбираться на месте. Ему, молодому и зеленому лейтенанту. И двум полкам — ацтекскому пехотному и германскому специального назначения. Если переводить с военного на нормальный — мясу, которое не жалко, и безжалостным убийцам, ставшим на путь исправления, принявших в тюрьмах сан и присягнувших на верность Иисусу и королю. Последних было немного, не полк, а взвод — два десятка человек, но каждый из них был предан лично Эдварду. Потому что каждый из них знал — таких, как они, Иисус прощает лишь единожды, и совершив грех вторично, они обрекут себя на вечные муки ада. Да и ацтеков была лишь рота, семьдесят человек рядовых, три капрала да сержант Марктототам — но и то дядя подсуетился. Если бы не он, дали бы каких-нибудь рабов-хань, из последней партии восточных пленников, и справляйся с ними, как знаешь… Конечно, это уже гипербола — никто и никогда желтолицым оружия не доверит, но мысли у Эдварда витали именно такие.
А ведь еще местные… Гарнизон базы… Две с половиной сотни человек… Как они примут коменданта-мальчишку? Как с ними наладить контакт? Они ведь наверняка из простых, рядовые, франки, германцы да италийцы, с редким вкраплением британцев, из самых опустившихся, которые даже не смогли получить офицерское звание или поступить в один из колледжей. Причем все, как один, немного сумасшедшие — Мертвые Земли даже самого здорового психически человека быстро сводят с ума. Хотя какие это Мертвые Земли… Граница. Таврида имеет связь по морю с большой землей, сюда из Британии раз в две недели приходят транспорты с продовольствием, медикаментами, чистой водой, вооружением и боеприпасами, топливо-смазочными материалами, формой… Все, что нужно, идет прямо из Глазго, потому что здесь ничего нет. Здесь земля не родит, здесь нет питьевых родников, а опреснять морскую воду — слишком расточительно. Здесь нет солнца для батарей, а ветряки ломаются слишком быстро, чтоб обеспечивать гарнизон энергией ветра. Опять же, даже на Луне и Марсе есть запасы трития — в Нью-Перте ничего нет.
Какой в такой обстановке может быть "парад", какое "впечатление"? А впрочем, может. Только оно и остается. Эдвард Гамильтон никогда не был "папенькиным сынком", всего в жизни он добивался лишь своими силами, и, какими бы интригами не забросила его сюда судьба, он был уверен, что справится. Потому что должен. Потому что Гамильтон. Потому что дома его ждет любимая девушка, Катрин, и если будет нужно — он пришьет к лицу маску уверенности, так, что никто под ней не заметит молодого и испуганного парня.
— Лорд Эдвард? Можно?
Никто, кроме верного Нубила Муххамеда.
— Заходи, Нубил.
— Слава Иисусу. Лорд Эдвард, я уже собрал все ваши вещи, можете проверить, вот, это из академии, это то, что передала ваша матушка…
— Нубил, Нубил, хватит! Ты же знаешь, я полностью тебе доверяю, если говоришь, что собрался, значит так оно и есть. Сам ты как? Все еще плохо? Лекарство, которое ты пьешь, не помогает?
— Лорд Эдвард… — второе правило раба, "никогда не жаловаться своему хозяину", в этой паре часто нарушалось, но все же вбитая с рождения наука часто мешала афганцу открыто рассказывать хозяину про свои беды.
— Да ладно тебе. Морская болезнь — не самое страшное, что может случиться в жизни. Ты не переживай, мы уже почти прибыли, скоро будем на берегу, а там не качает. Ты что-то еще хотел?
— Да, лорд Эдвард, вот, это форменный парадный мундир комендандта, в котором он, по уставу, должен вступать в звание и отдавать его преемнику. Это формальность, ее обычно не соблюдают, но я подумал, что вам это должно понравиться. И взял на себя смелость перешить его под ваш размер.
— Ну надо же… Я и забыл, — молодой лейтенант покачал головой. — А ты молодец. Не прогуливал, как твой хозяин, пары по уставу. Надо же, а ведь действительно, сейчас вспоминаю, было такое еще до Войны Апокалипсиса… Подожди, а кресты зачем? Я ведь не принимал сан…