Все вечеринки завтрашнего дня

Гибсон Уильям

— Привет, Харвуд.

И вдруг почему-то он вновь рядом со светящейся девушкой.

Она говорит Силенцио, чтобы он снял с себя шляпу, и он снимает ее и видит, как в шляпе гаснут картинки замка, а комната вся заполнена дымом, и снаружи, через разбитую дверь проникает еще больше дыма, а черный мужчина, седые веточки его волос бессильно свисают, пробил в стенке дырку своим топором. Дырка не очень большая, но он залезает в нее по самые плечи, и Силенцио видит, как черный мужчина дергается, будто что-то его колотит. Он вылезает из дырки обратно в комнату, с выпученными глазами и мокрый, весь мокрый, с него ручьями льется вода, вода хлещет в комнату через дырку, седые волосы, спутавшись, липнут к лицу мужчины, вдруг сверху падает еще больше воды,

будто в туннель, похожий на улицу, там, за разбитой дверью, — так много воды!

А человек в длиннополом пальто стоит себе, руки в карманах, и смотрит, как льется вода, и Силенцио видит, как морщины на лице человека становятся глубже. Потом человек кивает Силенцио, кивает черному мужчине и выходит вон через разбитую дверь.

Силенцио очень хочется знать, стало ли в серебряном замке так же мокро.

68

АБСОЛЮТНАЯ СВОБОДА

Бумзилла — в «Счастливом драконе», приперся обратно, на этот раз потому, что знает: сегодня они в первый раз запустят этот свой долбаный драконовский «Нанофакс», это вам не игрушки, а типа того, что копируешь любое дерьмо из одного магазина в другой. Он не уверен, что врубается, как это, но в магазине бесплатно дают конфеты и много газировки всем детям, к которым он определенно навострился пристраиваться, прямо сейчас, но все псу под хвост, потому что мост загорелся и эти, мать их так, грузовозы слетелись и сбросили чертову прорву воды, приехала сотня, наверно, грузовиков, и все при делах, и полиция тут, и тактические отряды, и вертолеты в воздухе, короче «Счастливый дракон» обломался, и супершоу в честь первого запуска «Нанофакса» не будет, менеджер спятил, ходит взад-вперед по проходу, сам с собой разговаривает. Но магазин все равно торгует на всю катушку, шишки из главного офиса не разрешают ему закрываться, в общем, Бумзилла начал лопать конфеты бесплатно, а все потому, что охранники знай себе смотрят, как дым валит из мокрого черного мусора, больше на этом конце моста ничего не осталось, так что сам настоящий мост стало видно, ну, старую часть, вон она, тоже черная, висит себе в воздухе, как скелет.

И потом заявляется менеджер и читает по ноутбуку: леди и джентльмены, сей судьбоносный момент истории, трали-вали, и вот мы видим, как самый первый предмет помещается в передатчик в нашем главном филиале в далеком Сингапуре (Бумзилла видит по телевизору, который висит на пилоне, что этот «предмет» — золотая статуэтка «Счастливого дракона» собственной персоной, улыбка до ушей), и через минуту он будет репродуцирован на молекулярном уровне в каждом филиале нашей сети по всей планете.

Кассирша и двое охранников хлопают. Бумзилла сосет ледышку со дна своей газировки. Ждет, чего будет.

У «Нанофакса» в «Счастливом драконе» спереди такой большой люк, что Бумзилла точно туда поместится, коли приспичит, так что в башке у него возникает вопрос: а можно ли так наделать много-много Бумзилл в других местах и можно ли будет доверять этим сраным Бумзиллам? Если да, тогда он сколотит, в натуре, крутую банду, но вот в чем загвоздка: лично он сам никому не доверяет, так с какой стати они ему будут доверять?

Фонарик над люком делается зеленым, люк отъезжает кверху, и наружу вылазит, типа как раскладная, эта самая голозадая девка, волосы черные, китаянка, а может, японка, в общем, что-то типа того, длиннющая, и титьки маленькие такие. Бумзилле такие не нравятся, но она улыбается, и у всей этой кодлы — кассирши, охранников, менеджера — челюсти отвисают, глаза на лоб лезут: девка потягивается, по-прежнему улыбаясь, и быстро чешет к парадному входу вдоль стойки охранников, и Бумзилла видит, как она тянет руку и открывает дверь, типа все, я ушла, всем привет, а уж там, снаружи, такой бардак вперемешку с катастрофой, что на какую-то голую девку-японку никто и смотреть-то особо не станет.

Но самый что ни на есть сумасшедший бардак заключается в том… и Бумзилла настолько от этого обалдевает,

стоя там, в магазине, и глядя на долбаную видеоколонну через стеклянные двери, что решает выйти наружу и скурить последнее русское «Мальборо», чтобы как следует обмозговать увиденное… заключается в том, что, когда он видит ее проходящей мимо экранов, он видит ее на всех экранах без исключения, выходящей из всех «Счастливых драконов» на всей планете, с одной и той же счастливой улыбкой.

Бумзилла все еще думает, что бы это значило, от «Мальборо» остается лишь фильтр, и тогда он решает: какого черта, время полакомиться омлетоладьями из «драконовской» микроволновки, Бумзилла считает, что это его заслуженный бизнесменский завтрак, у него даже деньги есть, но, когда он заходит обратно, омлетоладьи, как выясняется, кончились, сраные суки пожарные все их сожрали.

— Какого хрена, — говорит он пожарным, — отфаксуйте хоть одну из долбаного Парижа!

Так что охранникам приходится наподдавать ему под зад.

69

ВСЁ НАВСЕГДА

Райделл просыпается от боли там, что казалось ему ближайшим приближением к раю, в этом чудесном, сухом, абсолютно новом, высокотехнологичном спальном мешке, рядом со свернувшейся калачиком Шеветтой, ребра горят; он лежит, слушает, как вертолеты гудят подобно стрекозам, и вяло думает, а не содержит ли чего-нибудь вредного клеящая поверхность, которой он обмотан.

Они нашли этот спальный мешок в герметичной прозрачной упаковке сразу после потопа, болтающимся на одном из клиньев, которыми планер «шарфа» крепился к крыше. И не было в их жизни более желанной находки — скинуть промокшую одежду и забраться в сухое тепло, в этот мешок с водонепроницаемой и, вероятно, пуленепробиваемой подкладкой, — в эту весьма дорогую часть военного обмундирования. И лежать себе там, внутри, и смотреть, как прибывают еще два грузовоза — огромные, неповоротливые, беспилотные гудящие трутни, свернувшие с курса, как впоследствии выяснится, в соответствии с планом, разработанным несколько лет назад группой быстрого реагирования Северной Калифорнии, — прибывают, чтобы сбросить вниз еще больше воды, погасив огонь со стороны Острова Сокровищ, а заодно затопив весь центральный участок. И каждый из грузовозов, истощившийся и ослабевший, мгновенно взлетал, избавившись от балласта, как слон в нелепом слоновьем балете.

Они держали друг друга в объятиях там, наверху, пока не рассвело, морской ветер уносил с собой запах гари.

Райделл окончательно проснулся и видит голое плечо Шеветты, он ни о чем особо не думает, вот разве что медленно формируется в голове мысль о завтраке, хотя это может и подождать.

— Шеветта? — голос из маленькой дребезжащей колонки. Он смотрит вверх и видит серебряный майларный шарик, натягивающий поводок, глаз видеокамеры наблюдает за ними.

Шеветта шевелится.

— Тесса?

— С тобой все в порядке?

— Да, — отвечает она, голос сонный, — сама-то ты как?

— Это художественный фильм, — говорит голос из воздушного шарика. — Огромный бюджет. У меня есть такие кадры… ты не поверишь, настоящий экшн.

— Что значит «это художественный фильм»?

— Я подписала контракт. Они вылетели сюда этим утром. Что ты делаешь на этой верхотуре?

— Пытаюсь спать. — Шеветта перекатывается на другой бок, натянув на голову спальный мешок.

Райделл лежит, наблюдая за тем, как воздушный шарик подпрыгивает на своем поводке, пока, наконец, не исчезает.

Он садится и трет руками лицо. Выкатывается из мешка и неуклюже встает — голый мужчина с большой заплатой из серебристой непроницаемой пленки на ребрах. Интересно, на скольких телеэкранах он виден в эту секунду. Хромая, он топает к люку и лезет вниз, в темноту, где с облегчением прислоняется к стенке.

— Райделл?

Райделл вздрагивает. Это Кридмор, сидит на полу, подняв колени к подбородку и обхватив руками голову, мокрую на вид.

— Райделл, — говорит Кридмор, — есть выпить?