Всё вернётся
Шрифт:
Его проницательные глаза, казалось, замечали в ней абсолютно все. Она вдруг подумала о своей помятой в дороге юбке и заплаканном лице. Хуже не придумаешь. Рената привыкла обращать внимание на свою внешность, так воспитал ее отец-художник.
Она вытащила носовой платок и осторожно вытерла глаза, затем провела руками по бедрам, чтобы расправить складки на юбке.
— Извините, что помешал вам, — мягко произнес Мартин. — Я просто подумал, что вы, возможно…
— Сумасшедшая, — услужливо подсказал Томми. Свирепый взгляд Мартина натолкнулся на невинный протест: — Она
— Томми, правильнее будет сказать: бросала, — поправил его Мартин. — Я думаю, тебе стоит пойти к отцу Джозефу, может, ты поможешь им убрать кофейные принадлежности. В награду получишь шоколадное печенье.
— Он хочет, чтобы я ушел, — с вздохом сказал Томми.
Ренате стало весело, и впервые за многие дни у нее поднялось настроение. Мальчик сделал несколько шагов в направлении церкви и обернулся.
— Но ты потом скажешь мне, зачем она швыря… бросала ту пыль, да?
— Иди! — прогремел Мартин и повернулся к Ренате, которая с трудом сдерживала смех. — Могу только снова извиниться, — тихо сказал он. — В словаре моего сына еще отсутствует слово «такт», но я упорно продолжаю воспитывать его. Как вы считаете, я могу надеяться на успех?
Ренате импонировала его искренность. Приятный мужчина, вызывающий доверие.
— Проигранная битва! — смеясь, ответила она. Мартин вздохнул.
— Боюсь, что вы правы. Извините.
— Ничего. Знаете, мне было довольно плохо, а Томми, как солнечный лучик, поднял мне настроение.
Лицо Мартина озарила блаженная улыбка, сверкнули ровные белые зубы.
— Иногда мне кажется, что это его предназначение в жизни, — с любовью сказал он.
И понравился Ренате еще больше. Он, несомненно, обожает своего сына и не подавляет непосредственный от природы характер мальчика. Рената ценила это очень высоко.
— Вы любите его, — тихо сказала она.
И поразилась: лицо Мартина будто осветилось изнутри.
— Очень, — ответил он и засмеялся. — А что, заметно?
Рената тоже засмеялась.
— Невооруженным глазом. Но это естественно. — Она погладила по головке своего сына. — Когда родился Ник, я поняла, что значит любить кого-то всем своим существом. — Сделав это признание, Рената удивилась, что говорит об этом с абсолютно незнакомым человеком. — Я любила своего отца, но это…
— Я знаю, — мягко сказал Мартин. — Я тоже ослеплен своей любовью к сыну. Мы полностью беспомощны перед ними, вы не находите?
Они дружно рассмеялись.
— Я, очевидно, должна объяснить, что я здесь делаю, — сказала Рената.
— Признаться, я заинтригован.
Лицо ее стало печальным.
— Я приехала сюда, чтобы развеять пепел моего отца. Это была его последняя воля.
Мартин перестал улыбаться и сочувственно кивнул.
— Понятно.
— Мне, наверное, следовало спросить разрешения, но шла служба, и я не хотела мешать.
— Я бы не нарушил ваше уединение, но прибежал Томми и сказал, что во дворе плачет женщина.
— Но не только это, — криво усмехнувшись, заметила Рената. — Вас заинтересовал горбатый живот.
Мартин ослепил ее своей лучезарной улыбкой.
— Каюсь, виноват!
— Я разговаривала… с отцом. Читала молитву и… — Рената осеклась.
Постороннему человеку не обязательно знать, что она выворачивала свою душу, спрашивая отца: почему?
Ренату вновь охватило невыносимая горечь утраты.
— Мне очень жаль, что я вынуждена оставить его здесь, — прошептала она. — Одного, вдали от дома.
— Он этого хотел, — тихо произнес Мартин.
— Я знаю, но… — Она на мгновение прикусила нижнюю губу. — Наверное, я веду себя эгоистично, потому что скоро вернусь домой. А он останется здесь, в чужой стране.
— Он стремился к этому. — Его голос действовал на нее успокаивающе. — Но я понимаю, насколько вам тяжело сейчас. Вам кажется, что вы бросили его, но на самом деле вы лишь исполнили волю вашего отца. И у него, очевидно, была на это серьезная причина.
О, папа! Какая причина?! — мысленно воскликнула Рената.
Сочувственный тон Мартина опять вызвал у нее слезливое настроение, но она справилась с собой. Опечаленная, Рената следила, как желтая бабочка перелетает с одного цветка на другой. Ее отец всегда носил желтые рубашки, желтый был его любимым цветом.
— Мне будет не хватать его, мы с ним были очень близки. Кроме меня, у него больше никого не было, — сказала она.
— Вам обоим повезло.
— Да, — согласилась Рената.
Помолчав с минуту, Мартин добавил с необычайной мягкостью:
— Может, вам станет немного легче, если я расскажу об одном эпизоде. Когда умерла моя бабушка, мне было семь лет и смерть представлялась мне чем-то ужасным. По ночам меня мучили кошмары. Тогда моя мать рассказала мне об одной старой легенде… — Он замолчал в нерешительности. — Вам может показаться это странным…
— Продолжайте, — попросила Рената.
Лицо Мартина смягчилось.
— Я вспомнил об этой легенде, когда увидел желтую бабочку, которая заинтересовала и вас. Я обратил на нее внимание, потому что для этого времени года она появилась довольно рано. А легенда, которую рассказала мне моя мать, гласит, что бабочки, как и малиновки, являются людям, потерявшим любимого человека, тем, кто неутешен в своем горе. Это как бы знак того, что душа вечна, она никогда не умирает.
Лицо Ренаты просветлело, и она улыбнулась. Правдива легенда или нет, но Мартин снял груз печали с ее сердца.
— Спасибо, что рассказали мне об этом, — поблагодарила Рената и затрепетала от его теплой улыбки. — А вы? — спросила она, смущенная волнением своего сердца. — Для вас эта легенда оправдалась?
— Не сразу, — дружелюбно ответил он, — хотя я все время ждал этого. Спустя десять дней я увидел малиновку на любимой садовой скамейке бабушки. У меня было такое чувство, что она хотела успокоить меня. — Он вдруг нахмурился и медленно сказал: — Даже если бы я… если бы я не был для нее родным, она бы все равно каким-то образом дала мне о себе знать, потому что мы любили друг друга. Я абсолютно убежден, что любовь никогда не умирает, и нас продолжает связывать духовная нить. Поэтому я верю, что между вами и вашим отцом всегда будет существовать неразрывная связь.