… всё во Всём
Шрифт:
В 9:15 была объявлена посадка, и по специальному коридору для первого класса я прошел внутрь невообразимо огромного самолета. Боинг 787, Дримлайнер, по-другому его и не назвать. В салоне на втором этаже нас было всего пять человек: два араба в характерных одеждах и обручах, два бизнесмена, точнее, бизнесмен и бизнесвумен, которые явно были не вместе, но были настолько одинаково экипированы в дорогу, что это бросалось в глаза. Как близнецы – похожие синие классические костюмы, сшитые, как минимум, на заказ у Лейсминца в самом центре Лондона, одинаковый наклон головы, взгляд, которой погружен в одинаковые планшеты «яблочного» производства. Даже сумки через плечо были чем-то похожи. Так и разошлись мы по салону первого класса, как камни в японском саду. Ради интереса я вставал пару раз, чтобы увидеть соседей, но салон самолета был устроен так, что дорогая конфиденциальность была незыблема и защищена даже от взглядов. Подошедший стюард прикатил двухэтажный столик со всеми напитками мира и удалился. Так начинался мой новый перелет.
Почти весь перелет меня не отпускало чувство того самого «недосмотренного фильма», когда ты по каким-то причинам пропускаешь концовку. А фильм был настолько интересным, что начинаешь искать людей, которые досмотрели его, а не найдя, смотришь заново или покупаешь книгу. Но тут мне обратиться было не к кому. Все попытки вызвать то же самое сновидение ни к чему не привели. Ни чтение Хокинга, ни постоянное воспоминание об увиденном и услышанном не помогали. Так и прошли первые пять с половиной часов перелета. Я постоянно проваливался в полудрему, но, кроме невыспавшегося и помятого лица вместе с недовольством собой, я ничего не получил. Несколько раз я ходил размяться по салонам самолета. Благо внутри этого шестидесяти пяти метрового огурца было очень много места. При желании можно было бы кататься на роликах.
Спустившись в бизнес-класс и подойдя к стоявшему там бару, я вновь увидел огненно-рыжую шевелюру. Человек сидел ко мне спиной, а перед ним высился высокий бокал с соломинкой и несколькими дольками лимона по краю. Он был на треть наполнен мутноватой белесой жидкостью. Вспомнилось почему-то греческое узо, которое греки любят тянуть горячими летними вечерами за своими пинакасами. Хотя и зимними тоже. Подойдя ближе, я явно почувствовал запах аниса и, обойдя нового рыжеволосого, сел на ближайший к нему табурет.
– Калимера! – обратился я к нему. Но он никак не отреагировал. Совсем никак. Даже головы не повернул. Так и сидел, рассматривая барную коллекцию пристегнутых пузатых бутылок. Я сделал еще одну попытку.
– Йасу!
– Йасу, – наконец улыбнулся он. – Сто Лос- Анджелесое ти термотита?
Таких познаний в греческом у меня не было, но я понял, что вопрос про
погоду.
– Если ты про погоду в Америке, то я не знаю, но нам должны сообщить перед посадкой, – по-английски ответил я.
Он снова уставился на бутылки. Через пару минут, как только я начал уставать ждать его реакций и стал ерзать на сидении, чтобы уйти, он снова очнулся, повернулся ко мне.
– Кто Вы, сэр? И куда вы идете?», – спросил он меня. Я словно оцепенел. Точно такие слова мне сказал рыжий распорядитель в Сиднее. Но тут морок исчез, он «снова» повернул ко мне голову и я понял, что первые слова мне привиделись от перепадов давления, недосыпа и нервного возбуждения – лицо попутчика было совсем другим.
– Тоже пьете от безделья? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ищете себе место, когда не можете спать? А выйти наружу не хотите?
Он засмеялся пьяным смехом и сделал еще один небольшой глоток из своего стакана, поставил его на стойку и стал смотреть мне в глаза. Его пронзительно темно-карие, почти черные глаза смотрели настойчиво и требовательно. Как мне показалось, он даже не моргал. Мне вновь стало неуютно. Я, как всегда в такой ситуации, решил сослаться на женщин. Сказать полуправду.
– Лечу в Лос- Анджелес, у меня там подруга, – я думал, что использовал беспроигрышный вариант, но он поверг меня в очередной ступор новым вопросом, не дав договорить.
– А она сама знает, что у нее есть такой друг? – сверкнув глазами, спросил он. После чего снова вернулся к своему обычному созерцанию.
Я пару минут пытался правильно сформулировать свой ответ, но он снова опередил меня.
– Не люблю дождь, – проговорил, перестав улыбаться, рыжий. Я понял, что ответы ему не нужны – человек явно находился внутри себя. Он взял стакан, вытащил из него соломинку и одним глотком закончил. После чего встал и ушел внутрь салона так далеко, что я потерял его из виду. Единственное, что осталось в памяти, это цвет его волос и блеск необычного вытянутого перстня на указательном пальце правой руки. Он был, похоже, из серебра. Необычайно массивный, с искусно и глубоко вырезанным в серебряной пластине рисунком в виде дерева. Мне почему-то снова показалось, что я видел такой же у сиднейского таможенника в окошке. Хотя подсознание могло меня обмануть в свете последних событий. Я попросил двойной шот ледяной водки и стакан воды. Надеюсь, это мне все же поможет уснуть до конца полета.
Лос- Анджелес встретил меня мерзко моросящим дождем. Прав был рыжий пассажир. Я выискал свою фамилию на табличке встречающих. Сегодня меня ожидала шофер-женщина в красивой строгой черной форме и очень высокая. При моих ста восьмидесяти сантиметрах, я был ей только до уровня уха.
– Я Кочетоф, мисс. Дэн.
– Прекрасно, сэр, – улыбнулась мне свысока она. – Мне оплачен ваш проезд в любую точку, что назовете. Я – Дейзи. И, миссис, если можно.
Она небрежно забрала у меня оба рюкзака одной рукой и понесла их к багажнику не нового, но сверкающего «понтиака», а я с восхищением посмотрел в кожаное нутро этого монстра. Думаю, что такая машина ей действительно по росту. Вдруг что-то кольнуло меня сзади. Обернувшись, я увидел недавнего рыжего любителя узо, который пристально смотрел, как я сажусь в лимузин. Теперь на нем было легкое пальто и короткополая шляпа, скрывавшая его истинный цвет волос.
– Подвезти? – крикнул я ему. Он отрицательно мотнул головой, повернулся и снова исчез в толпе, как в самолете несколько часов назад.
Я влез на кожаный бордовый диван за спиной Дейзи, поставил сумку рядом с собой и стал доставать телефон.
– Куда вас отвезти? – спросила она. Голос был глубоким, и если б не явно слышимые женские нотки, то я бы подумал, что именно он звучал в моем сне.
– Миссис Дейзи, я предпочту Марриотт, Резиденс Инн, – решил не ехать к Джессике я. Надо привести мысли в порядок, а это мне удается обычно в одиночестве. – И, если можно, не очень быстро, хочу посмотреть город, что изменилось за два последних года.
– ОК, – стандартную фразу американцев она произнесла особенно глубоко и протяжно. – За пять минут поездки вы точно успеете все увидеть.
И снова заулыбалась.
– Баскетбол? – почему-то спросил я.
– Нет, сэр, волейбол и травма ноги. Вы позволите мне снять фуражку?
– ОК, – также нараспев ответил я и улыбнулся ей в зеркало. Сняв головной убор и показав мне густую короткую стрижку на затылке, она переключила рулевую рейку на драйв, и четырехколесный корабль, качнувшись, повез меня дальше. В отель, где я останавливался всю сознательную жизнь, если оказывался в Лос- Анджелесе.