Шрифт:
Когда в дверь негромко постучали, Роберт Эштон быстрым автоматическим движением обвел взглядом комнату. Ее скучноватая респектабельность удовлетворяла его самого и должна была успокоить любого посетителя. У него не было причин ждать визита полиции, но и рисковать тоже не стоило.
— Войдите, — отозвался он, сделав лишь краткую паузу, чтобы схватить с полки «Диалоги» Платона. Возможно, жест этот и выглядел несколько показным, но клиентов всегда впечатлял.
Дверь медленно открылась. Эштон сосредоточенно читал, не потрудившись взглянуть на гостя. Сердце его забилось
Эштон отложил книгу, взглянул в сторону двери и равнодушно бросил:
— Чем могу быть полезен?
Вставать он не стал; подобная вежливость осталась в прошлом, которое он похоронил. Кроме того, у двери стояла женщина, а в кругах, где он ныне вращался, женщинам полагалось дарить драгоценности, наряды и деньги — но не уважение.
Но все же в гостье оказалось нечто такое, что заставило его медленно подняться. Дело было не только в ее красоте, но и исходящей от нее спокойной и небрежной властности, отличающей ее от привычных ему расфуфыренных потаскушек. Невозмутимый и оценивающий взгляд говорил об уме, который, как предположил Эштон, не уступал его собственному.
Он даже не догадывался, насколько недооценивал ее.
— Мистер Эштон, — начала посетительница, — давайте не терять время зря. Я знаю, кто вы такой, и у меня есть для вас работа. А вот мои рекомендации.
Она открыла большую модную сумочку и извлекла толстую пачку банкнот.
— Можете считать это образцом, — сказала она.
Эштон поймал небрежно брошенную пачку. Такой крупной суммы он никогда в жизни не держал в руках — не меньше сотни пятерок, все новенькие и с последовательными серийными номерами. Он ощупал бумагу кончиками пальцев. Если они и фальшивые, то сделаны настолько качественно, что разница не имеет практического значения.
Он провел большим пальцем по обрезу пачки, словно нащупывая крапленую карту в колоде, и задумчиво проговорил:
— Мне хотелось бы знать, откуда они у вас. Если деньги не фальшивые, то они могут оказаться «горячими», и мне будет трудно их сбыть.
— Деньги настоящие. Совсем недавно они находились в Британском банке. Но если они вам не нужны, бросьте их в огонь. Я дала вам их просто в доказательство серьезности моих намерений.
— Продолжайте. — Он указал на единственный стул и уселся на край стола.
— Я готова заплатить вам любую сумму, если вы раздобудете эти предметы и доставите их в оговоренное место и время. Более того, я гарантирую, что, совершая кражу, вы не будете подвергаться опасности.
Эштон просмотрел список и вздохнул. Женщина явно сумасшедшая. Жаль, если это окажется просто шуткой. Денег у нее явно куры не клюют.
— Я заметил, — мягко произнес он, — что все эти экспонаты находятся в Британском музее и что большая их часть буквально бесценна. Под этим я подразумеваю, что их нельзя ни купить, ни продать.
— Я не собираюсь их продавать. Я коллекционер.
— Похоже на
— Назовите сумму сами.
Наступило недолгое молчание. Эштон оценивал свои возможности. Он гордился своей работой как профессионал, но есть некоторые пределы, переступить которые не помогут никакие деньги. Но все же интересно проверить, какую сумму она согласится выложить. Эштон снова взглянул на список.
— Полагаю, миллион станет вполне разумной ценой за подобную услугу, — иронично предположил он.
— Кажется, вы не принимаете меня всерьез. С вашими связями вы сможете сбыть и такое.
Что-то, сверкнув, мелькнуло в воздухе. Эштон поймал ожерелье на лету и не смог подавить вздох изумления. Между его пальцами переливалось целое состояние. Бриллиант в центре ожерелья был огромен — наверное, он держал сейчас одну из всемирно известных драгоценностей.
Гостья проявила полное безразличие, когда ожерелье скользнуло в его карман. Эштон был потрясен; теперь он знал, что она не играет. Для нее эта сказочная драгоценность стоила не больше куска сахара. То было безумие в невообразимой степени.
— Допустим, деньги у вас есть, — сказал Эштон. — Но как по-вашему, возможно ли физически сделать то, что вы просите? Можно украсть один предмет из списка, но через пару часов в музее будет не протолкаться из-за полиции.
Имея в кармане состояние, он мог позволить себе откровенность. К тому же ему хотелось узнать больше о своей фантастической гостье.
Она улыбнулась — грустно, как умственно отсталому ребенку.
— А если я покажу, как это сделать, — негромко сказала она, — вы согласитесь?
— Да… за миллион.
— Вы не заметили ничего странного с тех пор, как я вошла? Стало очень тихо, правда?
Эштон прислушался. Господи, а ведь она права! В этой комнате никогда не было совершенно тихо, даже ночью. Над крышами гудел ветер; куда же он теперь пропал? Далекий уличный шум прекратился, а еще пять минут назад Эштон проклинал шум локомотивов на сортировочной площадке в конце улицы. С ними-то что случилось?
— Подойдите к окну.
Он подчинился и слегка дрожащими, несмотря на все попытки сохранить самообладание, пальцами отвел в сторону грязноватую кружевную занавеску. И расслабился. Улицы была совершенно пуста, как нередко случалось в это время, до полудня. Машины не ездили, отсюда и тишина. Но тут его взгляд скользнул вдоль ряда домов к сортировочной площадке.
Когда Эштон потрясенно застыл, его гостья рассмеялась:
— Расскажите, что вы видите, мистер Эштон.
Он медленно повернулся, успев за несколько секунд побледнеть, и сглотнул.
— Кто вы? — выдохнул он. — Колдунья?
— Не болтайте глупости. Есть гораздо более простое объяснение. Изменился не мир — а вы.
Эштон снова уставился на далекий локомотив, из трубы которого торчал застывший и словно ватный столб пара. Теперь до него дошло, что и облака в небе тоже замерли. Все вокруг приобрело противоестественную неподвижность моментальной фотографии или отчетливую нереальность сцены, высвеченной вспышкой молнии.