Всегда лишь ты
Шрифт:
Стоя перед зеркалом, расчёсываю волосы. Это максимум на что меня хватает. Достаю из тумбочки отцовский зонт-трость и спешу покинуть комнату, окрасившуюся за последние тридцать минут в ещё более мрачные тона. Погода испортилась. Графитовые тучи заполонили небо. Потемнело, несмотря на обеденные часы, а где-то там над Риверсайдом уже вовсю гремит гром и сверкает молния.
Спускаюсь вниз по ступенькам и с облегчением понимаю, что все уже уехали. Все, кроме папы.
Я нахожу его в гостиной. Он сидит на диване, уронив голову в ладони.
– Пап… Едем? Время уже, – робко
– Да, дочка, едем, – кивает и поднимается со своего места.
Осунувшееся лицо, красные, утомлённые бессонницей глаза, в уголках которых собрались лучики морщинок. Потерянный, разбитый взгляд. Бедный папочка…
– Пап, может всё-таки вызовем такси?
Не спорит. Соглашается. Сам осознаёт, что сейчас находится не в том состоянии, чтобы управлять автомобилем.
*********
Панихида проходит в церкви Святой Марии. Там же родственники, близкие и знакомые нашей семьи имеют возможность попрощаться с Элис.
В просторном зале, украшенном белыми цветами, собралось много людей. Работники риэлторского агенства, коллеги мамы. Её одноклассники. Подруги. Наши соседи. А ещё меня пришли поддержать ребята. Меган, Кэмерон и даже Гай Осмо.
Духота сдавливает невидимыми тисками горло и отчего-то невыносимо начинают гореть щёки, но я, сжимая в руках маленький букет, терпеливо жду, когда люди, выражающие соболезнования нашей семье, разойдутся. Плохо соображаю и почти ни на что не реагирую. Слова не воспринимаются и не доходят до моего сознания. Взгляд бегло скользит по лицам. Сожаление и сочувствие – вот что я вижу. И оно такое разное! От наигранно-дешёвого до предельно искреннего.
Подруга матери, тётя Клэр, обливается слезами и, стоя рядом со мной, зачем-то во всеуслышание рассказывает о том, какими тяжёлыми были последние дни усопшей. (Хотя приезжала она к нам домой всего раз. Откуда бы ей знать, какими они были?)
Обещает родственникам, что непременно возьмёт нашу семью под своё крыло. С чего вдруг она решила, что это нам нужно – непонятно. Слушаю в полуха, и обращаю на неё внимание только тогда, когда её голос перестаёт пилить мои перепонки. Клэр пялится направо, широко раскрыв рот. Проследив за её взглядом, я и сама впадаю в ступор. Потому что у гроба Элис стоит человек, узнать которого я с лёгкостью смогла бы из тысячи.
– А он что тут делает?! – возмущённо шепчет Клэр, отступая в сторону тёти Линды, сестры моей матери.
Я уже не слышу, о чём они говорят. Просто стою и смотрю на Него. Не дыша. Боясь, даже моргнуть.
Короткостриженный затылок. Чёрная рубашка, рукава которой по привычке закатаны до локтей, подчёркивает сильную шею и внушительный размах плеч.
Картер оставляет цветы и убирает руки в карманы брюк.
Чёрт возьми, как же больно на него смотреть…
В какой-то момент он будто чувствует на себе мой взгляд. Поворачивает голову влево и я, резко отвернувшись, спешу уйти. Потому что не могу сейчас встретиться с ним лицом к лицу. Потому что пульс бьётся где-то в области глотки, а в лёгких почти не остаётся воздуха.
Каблуки стучат по плитке, и я направляюсь к выходу, отчаянно желая избежать потенциальной неловкости.
Я
Нормально дышать я начинаю только в машине нашего соседа мистера Рикмана. Озадаченного тем, что я села именно в их автомобиль. Его жена, ворчливая старушенция, обожающая садовые цветы и войны за свои клумбы, всю дорогу поглядывает на меня с беспокойством и пару раз даже решается спросить, не случилось ли чего.
Убедив пожилую пару в том, что мои нервы разбушевались по причине прощальной церемонии, отворачиваюсь к окну. Смотрю на то, как капли дождя скользят по стеклу и пытаюсь успокоиться. Пальцами овладевает нездоровый тремор, а сердце, обливаясь горячей кровью, начинает ныть так сильно, что мне в какой-то момент хочется поинтересоваться у миссис Рикман, нет ли у неё какой-нибудь волшебной пилюли. Вот только от этого вряд ли найдётся лекарство…
На кладбище народу уже меньше. Сюда едут в основном родные и близкие семье люди, но есть среди присутствующих и те, чьё появление вызывает вопросы.
К моменту чтения священником молитвы я успеваю взять себя в руки. Да и к тому же, происходящее здесь и сейчас заставляет меня забыть обо всём. Попросту переключиться и не думать о том, что Картер со своей матерью стоит в тени деревьев. Справа.
Дождь усиливается, а разбушевавшийся ветер выворачивает зонт в обратную сторону и нещадно хлещет по щекам.
Рядом со мной Сара, явно переигрывающая с эмоциями. И Саманта. (Вот уж где неожиданность). Привет из прошлого, некогда моя подруга.
Щебечут, наперебой обещая помощь и поддержку, но в этом я не нуждаюсь абсолютно. Смешно… Наши дороги с Самантой давно стали параллельными, а со своей кузиной я никогда не поддерживала близких отношений.
Сара вон как убивается, почти истерика накрыла. Да и тёте Клэр не откажешь в наличии актёрского мастерства. Воет, причитает. Знаете, есть в какой-то стране опция – пригласить на похороны профессионального плакальщика. Вот мне кажется она бы точно подошла на эту роль.
Что касается меня, то слёз нет. Совсем. Странно, но мои глаза по-прежнему сухи. Только внутри в эту самую секунду что-то ломается. Безвозвратно.
– Заболеешь.
Чувствую, как на плечи ложится куртка. Всего одно слово – и я в миг деревенею, от осознания того, кому принадлежат этот голос и вещь. Картер стоит совсем рядом. Настолько рядом, что мне физически становится тяжело. Вцепилась в зонт намертво. Даже чёртово «спасибо» не могу произнести.
Наблюдаю за тем, как папа уводит Лоретту. Всё-таки не нужно было ей здесь находиться. Думаю, что хоронить своих детей – неимоверно больно.