Всегда начеку
Шрифт:
Не меньше были огорчены и сотрудники МУРа. Значит, еще месяц напряженной работы. Ни на минуту не упускать из поля зрения Першина и при этом не дать ему ни малейшего повода заподозрить, что за ним постоянно наблюдают. Один неосторожный шаг, и преступник может затаиться. Арестовать его сейчас? Но нет доказательств, что именно он обобрал институтские кассы. Рассчитывать на чистосердечное признание такого матерого волка — нереально. Да к тому же не установлены еще все связи Першина. Возможно, ему помогает кто-либо помимо Ярового. Решили еще понаблюдать за поведением взломщика.
Выяснили, что Першин нередко
Удалось установить также, что взломщик иногда ночует у своей знакомой в Кисельном переулке. Вначале думали, что у нее он и хранит свой нечестным путем приобретенный капитал. Осторожно проверили. Никаких денег в квартире не оказалось.
Тыльнер о Першине знал уже достаточно. И, взвесив все «за» и «против», решил: пора кончать игру в кошки-мышки, надо арестовывать. Доложил прокурору и получил санкцию на арест.
На следующий день утром Георгию Федоровичу сообщили, что Першин от знакомой направился завтракать в кафе «Артистическое», что в проезде Художественного театра. Он вызвал машину и поехал туда. Остановился перед входом. Минут через десять Першин вышел из кафе. Тыльнер открыл перед ним дверцу машины и очень любезно пригласил:
— Садитесь, Иван Петрович.
— Простите, но вы, видимо, обознались и ждете не меня.
— Вас, уважаемый, вас, садитесь, пожалуйста.
Приехали на Петровку, 38. Обыскали задержанного.
— Вы что, Иван Петрович, в студенты подались? — осведомился Тыльнер, рассматривая студенческий пропуск института «Цветметзолото» — на имя Першина и с его фотографией. — Не поздновато ли?
— Знаете, гражданин начальник, денег у меня мало, вот я в студенческой столовой и питался, все дешевле обходится.
— Ну, при ваших капиталах экономить на питании — кощунство. А это что такое?
Тыльнер показал извлеченный из кармана Першина искусно сделанный набор отмычек.
— Сам не знаю, сегодня утром нашел эту штуковину на улице.
— Ой ли! Так и не знаете?
— Клянусь, даже не успел еще рассмотреть.
Понимая, что сам Першин ни за что не скажет правду, Георгий Федорович решил раскрыть перед ним карты: рассказал все, что ему было известно. И почему у Першина оказался студенческий пропуск, и о его ночных прогулках вокруг института «Цветметзолото», и где он устраивался на ночевки, и даже восстановил во всех деталях картину кражи из сейфа в кожевенном институте.
Першин был потрясен осведомленностью сотрудников уголовного розыска.
— Ну и ну, — покачивал он головой, — вот это да! Никогда не думал, что МУР так здорово работает. Предупреждали же меня, дурака, не поверил. Вы знаете, гражданин начальник, моей скромной персоной занималась полиция Варшавы и Берлина, Австрии, Латвии, да и некоторых других стран, так что, поверьте, возможности сыскной полиции я знаю. А потом в принципе я не болтливый человек. Как-то в Риге мы взяли сейф
И Першин начал рассказ о своих похождениях, назвал сообщников и тайники, где спрятаны деньги. Георгий Федорович Тыльнер терпеливо слушал излияния последнего профессионального взломщика в нашей стране — медвежатника международного класса.
Последние «клюквенники»
Зимой 1940 года на улице Мархлевского в Москве неизвестные преступники обворовали церковь, где проходили богослужения для дипломатов иностранных государств, аккредитованных в нашей стране. Пропала очень богатая церковная утварь — золотые кресты, чаши, кадила. Воры сорвали с икон серебряные и позолоченные ризы.
За рубежом этой краже придали политическую окраску, желтая пресса умышленно раздувала вокруг нее антисоветские страсти. Даже один из руководящих деятелей США клюнул на эту удочку. В выступлении по радио он заявил «о святотатстве большевиков», которые сознательно не дают возможности дипломатам совершать религиозные обряды. Мол, кража на улице Мархлевского — дело рук советского ГПУ. В подтверждение он привел, точный расчет, в скольких метрах расположена церковь от «центрального ГПУ», в скольких — от московского и на каком расстоянии она «от московской криминальной полиции». Тут-де не обошлось без прямого участия ЧК.
Советское правительство поручило наркому внутренних дел взять под контроль расследование этой кражи, а тот обязал своего заместителя по милиции лично возглавить розыск преступников. Заместитель наркома переехал временно на Петровку 38, занял кабинет Георгия Федоровича Тыльнера и включился в расследование. К нему вереницей потянулись сотрудники с докладами. Как всегда бывает в таких случаях, выдвигались десятки версий, проверка их требовала сил и времени.
Примерно недели за полторы до этого происшествия Тыльнер случайно встретился со «старым знакомым» — известным в свое время церковным вором, или, как их называли, «клюквенником», Овчинниковым. За ограбление церквей Овчинников отбывал наказание еще на каторгах царской России. Разговорились. Старый рецидивист сообщил, что давно уже «завязал» и церквушками не балуется. Долгое время жил в провинции, а теперь на старости лет решил перебраться в столицу. Как-никак, родился и вырос он в Москве. Да вот милиция тянет с пропиской.
— Зайдите ко мне, Овчинников, денька через два-три, — пригласил его Тыльнер. — Постараюсь вам помочь. Человек вы уже пожилой, поживите хоть последние годы спокойно.
На том и расстались. Но ии через два дня, ни через неделю Овчинников на Петровку, 38, не пришел.
«А не его ли это работа?» — сразу подумал Георгий Федорович, когда узнал о краже на улице Мархлевского. Очень уж квалифицированно обобрали церковь, чувствуется рука опытного преступника. Подобных преступлений в Москве уже лет пятнадцать не случалось. На месте происшествия обнаружили только две батарейки от карманного фонаря, и больше никаких следов. Видимо, преступники орудовали в перчатках.