Всегда только ты

Лиезе Хлоя

— Ещё раз извини за сегодняшнее утро, — тихо говорит Фрэнки.

Я перестраиваюсь в другую полосу и, выкроив безопасный момент, улыбаюсь ей.

— Всё хорошо, Фрэнки. Я понимаю, почему ты расстроилась. Я слегка включил своего внутреннего папу.

Её рука машинально играет с моими волосами у основания шеи. У неё есть свои маленькие способы прикасаться ко мне — накручивать мои волосы на пальцы, размеренно водить моей ладонью по своей. Мне кажется, что она включила меня в свои сенсорные привычки, в свою потребность двигаться и прикасаться, и

я не могу найти слов, чтобы описать, как много это для меня значит. Эмоции застревают в моём горле, когда она наклоняется и целует меня в шею.

— Зензеро, — говорит она, не отрываясь от моей кожи. — Почему ты не говоришь мне, куда мы едем?

«Потому что это дорогое заведение, и погуглив название ресторана, ты категорично откажешься».

Я крепче сжимаю руль, когда её ладонь поднимается по моему бедру. Поднимается до опасного высоко.

— Эй. Никаких допросов через соблазн, пока я за рулём.

Она смеётся и прикусывает мою шею.

— Ничего революционного, — выдавливаю я, повелевая себе сосредоточиться на дороге. — Просто абсолютно приватное место, где мы сможем поесть так, чтобы никто нас не донимал, и не было плохих публикаций в прессе, пока ты не ушла из команды.

Фрэнки внезапно отстраняется, и у неё вырывается резкий влажный кашель. Покрепче закутавшись в свитер, она смотрит в окно и отрешённо потирает своё горло. Сезонная аллергия, как же. Она вот-вот сляжет с чем-то — наверняка с той фигнёй, которой Мэддокс всех заразил, но она решительно отрицает.

— Приватное место, где мы сможем поесть — это не очень конкретно, — говорит она. — Я достаточно хорошо одета?

Я окидываю её взглядом, затем снова смотрю на дорогу. Под серым свитером она надела чёрное платье макси, красиво контрастирующее с её кожей. Декольте платья обнажает соблазнительную ложбинку грудей, которая едва прикрывается её ожерельем с подвесками. Свет вечернего солнца отражается от её ключиц, кончика носа и подчёркивает бронзовые оттенки в её ореховых радужках.

— Ты идеальна, — говорю я ей.

Хрюкнув, она смеётся.

— Я далеко не идеальна, но если ты имеешь в виду, что я подобающе одета, то ладно.

Когда я сворачиваю на парковку с частным парковщиком, Фрэнки снова кладёт ладонь на моё бедро, и её голос звучит уже мягче.

— Но раз уж мы затронули тему, ты и сам выглядишь весьма идеально, Зензеро.

Я смотр на себя. На мне всего лишь угольно-серые слаксы и белая рубашка с подвёрнутыми рукавами, без галстука.

— Ты сама меня одевала.

— Да. У меня великолепный вкус. И мой муз очень красивый. Несложно было вдохновиться.

Я улыбаюсь, выключая двигатель.

— Спасибо, медовый тортик.

— Эти прозвища становятся всё хуже и хуже, — бормочет Фрэнки, наклоняясь вперёд и глядя на кирпичный фасад здания. — Что это за место?

— Хорошо охраняемый секрет.

Она поворачивается и прищуренно хмурится.

— Надеюсь, это не какой-то прикол вроде вечеринки-сюрприза. Я ненавижу сюрпризы.

— Я это знаю, Фрэнки. Только ты и я.

Наконец-то.

После быстрого подъёма на лифте нас подводят к столику с видом на воду. Фрэнки опускается на свое место и аналитическим

взглядом осматривается по сторонам, пока я помогаю ей подвинуть стул ближе к столу.

— Это место кажется дорогим, Сорен.

— Франческа. Пожалуйста, не делай этого.

Она приподнимает брови.

— Не делать чего?

— Не песочь меня за то, что я привёл тебя в приличное и приватное место, чтобы поесть, — я опускаюсь на свой стул и открываю меню. — Мы практически каждый вечер готовим дома. Изредка балуем себя китайской кухней с доставкой. Я могу раскошелиться на ужин вне дома.

Она мямлит что-то себе под нос, поднимает меню и открывает.

Оглядываясь по сторонам, я изучаю окружение, затем Фрэнки, которая отвлекается от меню и смотрит на воду с лёгкой улыбкой на губах. Именно этого я и хотел; именно этого, по-моему, хотелось бы Фрэнки. Океан позади нас. Уединение. Лампы обогрева, чтобы она не замёрзла. И её любимая еда.

Она возвращается к меню, тут же роняет его и смотрит на меня с отвисшей челюстью.

— Тут всё бургеры.

— В том и прикол.

— Ты как будто пытаешься соблазнить меня или типа того, Зензеро.

Я улыбаюсь, а она прикусывает губу и пытается не улыбнуться в ответ.

Внезапно её лицо искажается хмурой гримасой.

— Нам надо поговорить, — заявляет она серьёзно.

Моё сердце падает с обрыва прямиком в чистую панику.

— О? Что такое? — худшие сценарии из возможных прокручиваются в моей голове с поразительной ясностью.

«Её это не устраивает.

Ей не нравится, как всё складывается.

Она хочет просто остаться друзьями».

— Я не знаю твоё второе имя, — она хмурится ещё сильнее. — И я осознала, что это одна из тех деталей, которые надо знать, когда ты в серьёзных отношениях с кем-либо. У меня такое чувство, будто я провалилась, раз не спросила у тебя это. Это и ещё несколько вещей.

Уже не падая на верную смерть, моё сердце ёкает и приземляется лужицей сладкого облегчения. Я с шумным выдохом роняю голову.

Фрэнки не замечает.

— Я осознала ранее, когда принимала душ, — продолжает она. — Я делилась с тобой своей жизнью и занималась с тобой сексом больше, чем с кем бы то ни было, разговаривала о взглядах на мир и политику, но не знаю твоё второе имя. Я знаю, что ты хочешь как можно дольше играть за свою нынешнюю команду, что ты скучаешь по лесу так же сильно, как любишь океан, и что ты хочешь купить в дом пианино, но я не знаю твоё второе имя. А должна. Это вообще имеет смысл?

Наконец, моё тело успокаивается после свободного падения сердца, и я поднимаю глаза, встречаясь с ней взглядом.

— Что такое? — спрашивает она, глядя на меня с непониманием.

— О, я просто катастрофизировал. На минутку подумал, что ты со мной расстаёшься.

У неё опять отвисает челюсть. Она часто моргает, затем взрывается хохотом. Истерическим, громким хохотом.

— Как? — выдавливает она между приступами смеха. — Как ты мог такое подумать?

— Мне не кажется смешной та мысленная паника, которую я только что пережил, Фрэнки.