Всегда только ты

Лиезе Хлоя

— О Боже, Фрэнки. Твой рот. Иисусе.

Я стону от удовольствия, наблюдая, как он рассыпается на части от моих прикосновений. Я встречаюсь взглядом с этими бледными глазами, которые распахиваются шире, когда бёдра сбиваются с ритма.

— Близко, — шепчет он, предупреждая меня и пытаясь отстраниться. Я качаю головой, крепко держа его в своей хватке.

«Останься. Я хочу этого».

Мой оргазм зарождается в самом центре моего нутра и расходится во все стороны. Рен чувствует это, его глаза раскрываются

шире, а затем словно пьянеют, пока он толкается в мой рот. Весь воздух вылетает из моих лёгких, когда я срываюсь, и перед глазами пляшут искорки. Рен с болезненным криком выгибает спину и проливается горячими, долгими импульсами мне в горло. Его дыхание хриплое и сбивающееся. Я медленно отпускаю его, напоследок поцеловав головку, и улыбаюсь ему.

Безо всякой преамбулы он тянется ко мне и прижимает вплотную к своему телу. Спустя несколько тихих мгновений он прикасается прохладными губами к моей шее, к губам, и тяжело и удовлетворённо выдыхает.

— Ну, Зензеро, — довольно говорю я ему в шею. — Не то чтобы я удивлялась, но твой статус «Новичка Года» и самого ценного игрока команды остаётся неизменным.

У него вырывается рокочущий смех, и он прижимается к моим губам нежным поцелуем.

— У меня такое чувство, будто мы только этим и должны заниматься. Будто мне хочется уволиться и остаток жизни заниматься этим с тобой.

— Знаешь что? — шепчу я.

— Что?

— Для этого и предназначено межсезонье.

Его лицо озаряется тёплой, озорной улыбкой.

— Всё желание выиграть серию только что вылетело в трубу.

***

Раньше утро после секса с кем-либо казалось мне неловким. Главным образом потому, что это всегда было ошибкой. Я никогда не собиралась оставаться, быть «маленькой ложечкой»¹² и спать на мускулистой руке мужчины вместо подушки. Но как и со всем, что касается Рена, каждое утро после нашей первой ночи оказывается восхитительно отличающимся.

Я просыпалась от того, что между моих ног скользнула ладонь. От тёплых, горячих поцелуев в шею. В другой раз от того, что меня нежно укладывали на спину. Или на живот. Подо мной всегда был тёплый матрас с подогревом, нежные ладони массировали мои закоченевшие суставы. Рьяный, уже умелый рот, пальцы, тело подводили меня к изумительным оргазмам, заставляли искорки взрываться под моими веками точно так же, как солнце вспыхивает за горизонтом.

Это первая и моя любимая часть нашей рутины. Вторая — это утренняя прогулка, по крайней мере, пока погода достаточно тёплая.

Я прогуливаюсь по песку и наблюдаю, как океанский бриз ерошит волосы Рена до сумасшедшего безумия медных волн. Я держу его под руку для опоры и чувствую, как моё тело становится более подвижным, суставы раскрываются с каждым шагом по твёрдому прохладному песку.

— Я вчера совершенно отрубилась к тому моменту, как ты пришёл домой, — говорю я.

Рен смотрит на меня и улыбается.

— О, я знаю. Я услышал твой храп сразу же, как только зашёл.

Я

сердито смотрю на него.

— У меня насморк, — его лицо искажается от беспокойства. — Аллергия, Зензеро.

— Гм, — он отводит взгляд.

— Как прошло собрание Шекспировского клуба?

Я вчера едва не умерла от умиления. Я провела вечер тишины на диване с Паццой, но сначала получила прощание от милейшего чудика всех времен. Он стоял там с потрёпанной копией «Как вам это понравится», засунутой в задний карман джинсов, и с подносом вкусной выпечки от Вигго в руках. И с секретным, восторженным блеском в глазах, которого я никогда не видела прежде.

Словно вселенная решила доказать мою неправоту, Рен смотрит на меня, и в его кошачьих глазах блестит та же заговорщическая искра. Наклонившись, чтобы мягко поцеловать меня в висок, он бормочет:

— Было весело, — слова мягкой вибрацией отдаются в моих волосах, после чего он выпрямляется и смотрит вперёд.

Пацца срывается за очередной чайкой, гавкая как сумасшедшая, и когда птица улетает в небо, она мрачно садится на песок.

Наблюдая за ней, я не смотрю под ноги, так что когда наступаю в ямку, моя нога подкашивается, и я резко накреняюсь в сторону воды. Я уже предвкушаю ледяное купание, но тут меня дёргают обратно, теплая ладонь обвивает мою талию и поднимает в вертикальное положение.

— Уф, — я врезаюсь в грудь Рена, руки рефлекторно сжимают его футболку. Щёки краснеют от смущения, и вместо того чтобы смотреть ему в глаза, я опускаю голову на его грудь и слушаю размеренное биение его сердца.

Он целует меня в макушку.

— Ты в порядке?

Я киваю, но дурацкая слеза скатывается по моей щеке. Я впервые вот так споткнулась перед ним, и такое чувство, будто я выдала себя. Сделала себя непристойно уязвимой.

Прижимая к себе, Рен крепко обвивает меня обеими руками. Будто знает, что мне нужна минутка.

— Я сильная, — шепчу я.

— Я знаю, — он кивает.

— Я могу о себе позаботиться.

— Ты и заботилась, — говорит он. — И всё ещё заботишься. И всегда будешь заботиться о себе. Просто я тоже присоединился. Теперь мы заботимся друг о друге.

Я икаю от сдавленного плача и утыкаюсь лбом в его грудную клетку. Его подбородок идеально ложится на мою голову. Я чувствую движение его кадыка, когда он глотает.

— Фрэнки? — тихо зовет он.

— Хм? — отзываюсь я, шмыгнув носом.

Убрав одну ладонь с моей спины и медленно скользнув ею по моей руке, он отводит мою ладонь в сторону и переплетает наши пальцы.

— Потанцуешь со мной?

Я отстраняюсь достаточно, чтобы встретиться с ним взглядом. Он улыбается, но щёки слегка порозовели. Я начинаю узнавать, что это выражение бывает у Рена, когда он нервничает.

— Ладно?

Вплотную прижав меня к себе, Рен подносит наши сцепленные руки к его груди. Покачивая нас, он тихо мурлычет мне на ухо. Звук получается тёплым и низким. Я не узнаю мелодию, но и неважно. Всё равно это прекрасно.