Всегда твоя
Шрифт:
– Спасибо за вечер, Брендон, - процедила Алексис сквозь зубы. Очень поучительно.
Она выбежала на улицу, поймала такси и уехала, не дав мне ни малейшего шанса ее догнать. Пока я лез за деньгами и отсчитывал купюры, моей спутницы уже и след простыл.
Выругавшись, я бросил деньги на стол и поспешил к машине. Абсолютно автоматически, да и выпил я не так много, чтобы внимание рассеялось. А вот, чтобы вскипеть и наделать глупостей – достаточно.
Уже у виллы я нагнал машину, что увезла Алекс. Не сдержав глупого позёрства, вывернул
Едва я вышел из машины, она накинулась на меня.
– Ты сдурел, Торн?! Совсем головой поехал? Как можно садиться пьяным за руль? – вопила Алекс, молотя меня острыми кулачками.
Больно, черт подери.
– Уймись. Я хотел… - начал попытки извиниться, одновременно пытаясь поймать ее руки.
– Хотел продать меня, я поняла. Я же шлюха, Брендон. Для меня это нормально.
Она продолжала бить меня, кричать и плакать. Я опустил руки, не пытаясь сопротивляться более. Заслужил.
– Ненавижу тебя, Брендон Торн!
Звонкая пощечина оглушила и обожгла, но я даже не дернулся, не попытался уйти от второй.
– Как ты смеешь!
– Прости, Алекс, я…
Третья оплеуха отдалась звоном в ушах. Она меня покалечит, честное слово. Я мотнул головой, чтобы вернуть себе зрение, сократил между нами расстояние, схватил одну ее руку, вторую, завел их за спину, прижимая Алекс к себе крепко-крепко, заключая ее в тиски своих объятий.
– Прости, детка.
– Пусти меня.
– Нет.
– Брендон!
Я впился в ее губы поцелуем. Она пахла вином и яростью. К черту виски. Именно это коктейль ударил мне в голову и заставил потерять память. Терзая ее рот, я бормотал, как безумец:
– Ненавижу, когда тебя трогаю, даже смотрят… Убить готов. И ты… позволяешь.
– Я не позволяла, - оправдывалась она, всхлипывая, но не делая попытки уклониться от сладко-болезненных поцелуев.- Мы просто танцевали.
– Мне плевать.
– Ты не пошел со мной.
– Ты моя.
– Поэтому ты был, готов продать меня?
– Я разозлился.
Она больно укусила меня за губу.
– А теперь злюсь я.
– Злись, детка. Не сдерживайся.
Я отпустил ее руки, но она не стала лупить меня снова. Алекс встала на цыпочки, чтобы достать до моего рта, притянула мою голову, дергая за волосы, требуя еще поцелуев.
– Чтоб тебя, Брен, - ругалась она. – Почему как только я начинаю думать, что ты можешь быть нормальным, ты выкидываешь что-то в этом духе.
– Не знаю, Алекс. Я не знаю, - бормотал я, прижимаясь губами к ее щекам, векам, шее. – Я с ума по тебе схожу. Совершенно дурею. Я люблю тебя, детка.
Она ахнула и оцепенела.
– Что?
– Люблю тебя, Алекс. Неужели для тебя это новость?
Очевидно – да. Это было сенсацией, судя по недоумению, безмолвию и полной
Воспользовавшись ее ступором, я подхватил Алексис на руки и понес в дом, забежал на второй этаж и поставил на ноги возле кровати в своей спальне.
Слезинка сорвалась с ресниц и прокатилась по ее щеке. Я поймал ее ртом, ощутив соль и горечь.
– Брендон, ты сказал… - пролепетала Алексис, глядя на меня огромными наивными глазами.
– Тшшш. – Я положил палец на ее губы.
– Иди ко мне, красивая девочка. Позволь любить тебя.
Глава 17. Рай и ад
Алексис
– Иди ко мне, красивая девочка. Позволь любить тебя.
Едва Брендон произнес эти слова, кажется, я умерла и попала в рай. Мой рай – номер в Вегасе, хмельная голова кругом от алкоголя и новых незнакомых чувств. Как ни пыталась я врать себе эти годы, что секс с Брендоном был ошибкой, но в душе все равно знала, что эта ночь волшебная, лучшее и прекрасное, что со мной произошло. Пускай она была отравлена потом, но сама по себе не могла обесцениться. Вино не становится плохим, если в него добавить яд. Оно все еще хранит купаж и аромат, хмель и терпкость, хоть и убивает того, кто пригубит.
Так и я, лелея глупые воспоминания, травила себя иногда, стараясь игнорировать боль и спазмы нервенной рвоты.
Но сегодня Брендон словно отделил мой яд от вина, позволяя испить чистого удовольствия без горечи страданий.
Едва он сказал, что любит, я уже не помнила ничего. Ни доминиканца с его отвратительным предложением, ни своей злости, ни всех гадостей, что мы говорили и делали друг другу эти годы. Я просто хотела Брендона Торна. Хотела отдаться, позволить ему. Снова. Опять. Целиком.
Он уложил меня на простыни и осыпал поцелуями, раздевая. Я раскинула руки, словно птица, которая парила. И ведь действительно чувствовала себя как будто в небесах, на невесомых облаках в объятиях сильных, горячих рук, обласканная влажными губами и нежным шепотом слов.
– Алексис, девочка моя. Любимая, - повторял Брендон снова и снова. – Моя. Моя хорошая.
– Твоя. Я твоя, Брен, - откликалась я ему, замечая, как он стискивает меня крепче, целует жарче.
Брен изучил губами все мое тело, но особенно долго задержался на груди. Он творил своим ртом что-то незаконное, заставляя скулить и корчиться, просить, сама не знаю о чем и ерзать под ним от нетерпения.
– Хочу тебя, - выдохнула я.
– О, боже, детка, - прохрипел Торн, – повтори это.
– Хочу тебя, Брен, - поспешила я исполнить его просьбу наслаждаясь тем, как он крепче сжал меня и толкнулся бедрами вперед.
Брендон выпустил изо рта хриплый, гортанный стон, и я, желая услышать этот звук опять, повторяла снова и снова:
– Хочу. Хочу тебя…
Сдирая с него одежду, я умудрялась стонать и целовать его руки, плечи, одновременно подставляя его рту и губам свою грудь.