Всего лишь чаевые

Шен Л. Дж.

Я думаю так же. Нужно быть очень смелой и целеустремленной, чтобы решиться отправиться через полмира на поиски отца, который, по сути, бросил ее и семью. Она снова оглядывается, и вдруг начинает выглядеть очень ранимой. Как юная и потерянная девушка, коей она и является, несмотря на внешнюю беззаботность.

Под ее неоцененной, поражающей красотой скрывается уязвленная, стойкая девушка, которую я отчаянно пытаюсь понять. Я хочу знать, что ее раздражает, что вдохновляет, завораживает, провоцирует. Черт, она так очаровательна, что я хоть сто лет слушал бы, как

она говорит о туфлях, и дал бы денег на любую ее причуду, даже если б они понадобились на операцию по добавлению маленьких хэллоуинских глазок на каждый сантиметр ее лба.

Она меняет тему разговора.

— Тебе нравится быть менеджером хедж-фонда?

Я пожимаю плечами.

— Это то, чем я занимаюсь.

— Значит, нет, — усмехается она, откусывая пиццу. — У тебя есть хобби?

— Я помогаю своему пожилому соседу делать керамические вазы. Каждую субботу он продает их на рынке неподалеку. Этим я занят, когда не работаю.

— Как мужественно, — дразнит она, поигрывая бровями.

— Поверь, я достаточно уверен в своей мужественности, — ухмыляюсь я.

— Ну конечно.

— Можешь проверить сама.

— Это часть услуг твоего сутенерского бизнеса?

— Наш девиз — мы стремимся доставить максимальное удовольствие. — Я сверкаю улыбочкой мерзкого торговца автомобилями.

Она смеется, и ее смех отдается у меня в груди.

— Что у тебя на уме? — смеется она.

Она сообразительна, умна как дьявол и столь же очаровательна. Я не могу вспомнить, когда в последний раз женщина так сильно меня привлекала.

— Все.

Я откладываю пиццу, наклоняюсь и, положив ладонь ей на затылок, привлекаю к себе. По сравнению со мной она такая миниатюрная. Ее дыхание ускоряется, а кожа становится горячей. Я слышу мягкий стук, с которым ее кусок пиццы падает на картонную коробку между нами. Что-то меняется в атмосфере. Она становится плотной, напряженной, тяжелой.

— У меня на уме все, Реджина Лапенус.

Она резко вдыхает, когда я, загипнотизированный ее пухлыми губами, большим пальцем приоткрываю ее розовый рот. Как же здорово он будет смотреться на моем…

Парень, полегче.

— Если ты прямо сейчас на меня не запрыгнешь, я сделаю это сама. Просто решила проговорить это вслух, — предупреждает она.

У меня вырывается низкий, хриплый смешок, после чего мой рот обрушивается на ее губы, срывая сладкий поцелуй, который уже меня ждет. Она впускает в рот мой язык, и я со стоном беру ее щеки в ладони, тянусь к ней, чтобы быть еще ближе.

Раздается тихий звук, словно мы что-то раздавили, и взглянув вниз, мы обнаруживаем, что моя рубашка «Прада» перепачкана жирным соусом от пиццы.

— Отлично, теперь не я одна пахну и выгляжу так, словно провела долгий день на работе, — усмехается Реджи, ловит меня зубами за нижнюю губу и, дразня, тянет.

Я чувствую, как в груди зарождается нечто… смех или восхищение. Или и то, и другое.

Беру ее за руку и веду в душ.

Сегодня мы будем пахнуть лишь моим органическим мылом за восемьдесят

евро и сексом.

Глава 3

Реджи

Утром я и помыслить не могла, что в конце дня окажусь в квартире Не-сутенера-Го — будь я в Америке, я бы назвала ее пентхаусом, — где мы будем есть пиццу и целоваться. Мне даже плевать на помидорно-орегано-луковое дыхание с нотками чеснока, которое есть у нас обоих.

Я знаю лишь то, что мы идем в его ванную, чтобы смыть с себя суету дня и два его предыдущих свидания, а также въедливый и ужасный запах жареного и собачьей мочи.

Еще это значит, что мы скоро разденемся.

Я определенно в восторге от такой перспективы.

Скрещиваю пальцы в надежде, что то, что он прячет в штанах, соответствует всему остальному.

Его ванная ничем не напоминает мою. Разве что полотенцами, висящими на сушилке. Стены отделаны белым мрамором с прожилками черного и золотого, а душевая кабина, наверное, больше, чем вся моя квартира. Стеклянная перегородка в капельках воды отделяет меня от рая.

— О боже. Это лучше, чем спа.

Я оставляю Го стоять на удивительно теплом мраморном полу, отодвигаю перегородку и вхожу в просторную душевую кабину. Кроме огромной — размером с летающую тарелку — насадки, расположенной в центре потолка, в стену встроены небольшие распылители и панель управления. На полке стоят в ряд три белых бутылочки и лежит серая мочалка. Еще там есть зубная щетка, зубная паста и чашка, которая выглядит немного странно, но какая разница.

Я развожу руки в стороны и делаю поворот, но стен не касаюсь — вот, какая большая у него душевая.

— Здесь можно устраивать вечеринки.

Го цепляется пальцами за карманы и ухмыляется.

— Разве не этим мы собирались заняться?

Он прав. Я через голову стягиваю толстовку. Уходя с работы, я переоделась из униформы официантки в уличную одежду, но поскольку она лежала в моем шкафчике, то тоже пропахла не очень приятным ароматом кафе «Ла Пети». И совсем чуть-чуть — запахом старых кроссовок.

Я бросаю толстовку на пол ему под ноги и тянусь к застежке бюстгальтера, слегка выгибая спину, чтобы мои девочки выглядели побольше. В моем бюстгальтере подушечки для объема, а груди совершенно обычные, но их скромный размер компенсируется тем, что они дерзко торчат.

Гораций поднимает бровь.

— Твоему стриптизу нужно музыкальное сопровождение?

Я останавливаюсь — осталось расстегнуть последний крючок.

— Ты точно не сутенер?

— Практически стопроцентно в этом уверен. — Сексуальная ухмылка превращается в полноценную улыбку. — Видишь? Золотых зубов нет.

— Может, у тебя съемная золотая капа, поэтому, когда нужно, ты сверкаешь белоснежной улыбкой. Инвестор хэдж-фондов днем, сутенер ночью.

— Какое буйное у тебя воображение. — Гораций подходит к душевой кабине и поддевает пальцем ремень моих джинсов. — Снимай-ка их, чтобы я мог включить душ и помочь тебе избавиться от белья.