Всего лишь пепел
Шрифт:
Но сейчас было не до него. На черном джипе «Чероки» подъехал директор городского овощеконсервного завода Семен Моисеевич Чесноков. Толстый, как бочонок с огурцами, он не только плохо выглядел, но и отвратительно себя вел. Его хамство и гадости стали притчами во языцех. А после первых пол-литра выпитых его и на танке невозможно было остановить. Он распахнул свои потные объятья, но Василий Петрович ловко уклонился и, изобразив боксерскую стойку, обозначил удар левой по животу.
— Все худеешь, Сема? — дурашливо проблеял он. — Скоро в тебя
— А ты никак подался в богомольцы? — оскаблился в ответ Семен Моисеевич. — Гляжу у тебя монастырек свой под боком. По святым местам, значит, строишься?
— Это они под меня построились, — обиделся Василий Петрович, — тихой сапой свою церковь подняли, я и не заметил. Если б вовремя углядел, разве б позволил?
— Так в чем дело? Прикажи, пусть сворачивают свои пожитки и переезжают куда подальше, откуда их никому не будет видно, — Семен Моисеевич расхохотался, довольный своей шуткой.
— Да пробовал я и так и этак, — в сердцах сплюнул Василий Петрович, — и через колено хотел и через начальство — не выходит. В районе говорят, у них все по закону. Я узнал, почему их там любят: финансировал строительство крупный международный благотворительный фонд «Благая весть». Денег у них, что у дурака махорки, что-то и в район перепадает.
— Денег, говоришь, не меряно? — Семен Моисеевич звучно причмокнул губами. — Ну тогда пусть строят, у кого деньги — тот и хозяин. А хозяев надо уважать, ты, Вася, не хуже меня это знаешь.
Василий Петрович хотел объяснить, что это он здесь хозяин. Это его, пузынёвские, владения! Здесь его воля и его власть! Но ничего не сказал, поскольку Семен Моисеевич уже натянул на себя резиновую маску зомби и, мелко перебирая ногами, побежал в сторону накрытых для гостей столов.
— Вот ведь сволочь, — прошептал Василий Петрович и пошел встречать только что прибывшую персону из числа руководителей района…
Потом с украшенной множественными изображениями тыкв сцены, к присутствующим обратилась директор районного Медиа-центра, полная лысоватая мадам в зеленом плаще-балахоне:
— Сегодня, дамы и господа, у нас великий праздник — день всех святых. Весь просвещенный мир празднует его весело и радостно. И только в России, решением глав крупнейших религиозных конфессий, Хэллоуин, объявлен «вне закона». Но мы, как люди просвещенные и передовые, способны принимать самостоятельные решения. Будем же веселиться, есть пить и радоваться жизни! По преданию в эту ночь открывается граница между мирами мертвых и живых, и тени усопших в прошедшем году навещают землю. Поэтому все надевайте маски нечистой силы, чтобы вас не узнали или приняли за своего…
Присутствующие поддержали полную мадам криками и аплодисментами. После нее на сцену забрался какой-то подвыпивший юнец в нелепой красной курточке и таких же штанишках и начал просвещать публику на предмет хэллоуинских традиций.
— Господа и дамы, для того, чтобы заглянуть в будущее, — пьяным фальцетом кричал он, — сорвите
— Смотри не обмочись! — крикнул кто-то из гостей и заржал. Василий Петрович узнал голос Семена Моисеевича.
Веселье набирало обороты, входя какую-то неистовую силу. Гости шумели вокруг нескольких фуршетных столов, каждый из которых напоминал миниатюрный остров-буян. Взрывалось шампанское, звенели вилки тарелки, фужеры, рюмки. На сцене неизвестный мужик терзал гитару и оголтело, не жалея ни себя, ни других орал:
Хэллоуин, в этой смертельной ночи я слышу свой крик...
Я близко, я близко...
Хэллоуин, я борюсь с этим страхом во сне.
Убегай, убегай!
Просто беги, продолжай бежать!
Продолжай бежать!
Просто беги, продолжай бежать!
Продолжай бежать!
Из-за чрезмерного шума, обилия коньяка и шампанского ночь трещала, лопалась, извергая из обнажающихся щелей непроглядную муть, которая устремлялась навстречу свету, смешивалась с ним, отбирая от него силу.
Василий Петрович, употребивший значительное количество коньяку, пытался рассмотреть, кто это так грациозно танцует прямо под фонарем… и не мог. Он подошел совсем близко и только тогда узнал районного прокурора. Тот, аккомпанируя себе голосом, кружился, обнимая гипсовую спортсменку с веслом.
— Эта юная особа стояла у меня за баней, в конце аллеи, — спотыкающимся голосом сообщил он прокурору.
Но тот не слышал, он все кружился и кружился, отступая в темноту.
— По-моему, я набрался! — признался Василий Петрович исчезающему в мутном тумане служителю Фемиды.
Тот опять отмолчался. Зато голос Семена Моисеевича гремел где-то совсем рядом. Василий Петрович вытянул вперед руку и пошел на звук. Его внутренняя реальность, образованная парами выпитого конька, значительно отличалась от реальности внешней. Она мычала голосом премьер-министра, сообщала прогноз погоды на январь 2011 года и сильно отвлекала на себя внимание Василия Петровича. Поэтому ему приходилось идти практически вслепую. Он так и делал, пока не наткнулся на чье-то лицо и чей-то смутно знакомый голос.
— Пап, ты как? Живой? — сказал голос, пытаясь подражать его сыну Юрику. — Там твоя помощь нужна. Этот, как его, Семен Моисеевич, разбушевался, сталкивает людей в бассейн. Он туда все шампанское вылил, пап! А прокурор пытался вынести за пределы участка гипсовую скульптуру. Сержанты не знают, что делать?
— Не надо притворяться моим сыном! — строго попросил Василий Петрович, не открывая глаз, и попытался применить к неизвестному лицу прием боевого самбо. Однако запутался в движениях и упал. Это несколько распрямило его чувства, и он смог открыть глаза. Первое, что увидел, был его сын.