Всего один поцелуй
Шрифт:
– Недурно. – Слабый проблеск веселья, наконец, пробился сквозь броню сдержанности. – Образно и доходчиво. Хотя я сильно сомневаюсь, что свиньи способны последовать твоим рекомендациям.
– Люди, по крайней мере, порядочные люди, обычно не подкрадываются незаметно, – пробормотала Джорджиана и отвела глаза, презирая свои оправдания и опасаясь сморозить какую-нибудь чудовищную глупость. – У меня есть все основания…
– Рад тебя видеть, Джорджиана, – тихо произнес Куинн.
Сидя в холодной липкой
Его голос не изменился. И на том спасибо. Потому, что все остальное происходило вовсе не так, как она рассчитывала. Будет ли жизнь когда-нибудь идти по намеченному плану? Джорджиана составляла списки дел, подчеркивала, выделяла, готовилась, но реальные события никогда не следовали тем путем, который она намечала. Ни разу…
– Подожди минуту. Посмотрим, нет ли здесь чего-нибудь подходящего, – сказал он, поворачиваясь к сваленным в кучу доскам.
По давней непобедимой привычке она забормотала себе под нос:
– Все хорошо. Правда. Мне не нужна помощь. Разве что ты захочешь принести отличный длинный острый нож для этой… – она вовремя проглотила абсолютно непотребное слово, вертевшееся на кончике языка, – мерзкой вонючей свинины.
– Какой стиль. – Куинн осторожно вытащил одну из досок. – Помнится, твой отец часто повторял: «Свинья останется свиньей, хоть ты осыпь ее цветами».
– Поговорка звучит совсем не так, – возмутилась Джорджиана. – По-моему, ты только что назвал меня свиньей, или мне показалось?
– Ничего подобного. Я имел в виду вон ту бедняжку. По-моему, ты только что назвала ее именем моей дражайшей тетушки, или мне показалось?
Его лицо, наконец, оттаяло, и он расхохотался. При звуках этого раскатистого низкого сердечного смеха у нее всегда перехватывало дыхание.
Куинн сбросил темно-синий сюртук и принялся расстегивать манжеты тончайшей батистовой рубашки.
– Нет, – запротестовала Джорджиана. – Хватит загубленной по моей вине одежды.
Ей удалось сменить положение, перенести тяжесть на более здоровую ногу и встать.
Теперь необходимо перестать таращиться на него, но это почти невозможно. Прошло столько лет, и ей хотелось, чтобы время остановилось, предоставив ей возможность насладиться дорогими чертами. Она заставила себя опустить глаза и сдула пряди волос, попавшие ей в рот. Интересно, найдется ли в данный момент на всем белом свете менее привлекательная женщина? К счастью, рядом стояли два ведра с чистой водой, и она быстро ополоснула руки и лицо.
Если просто обмениваться с ним шутками и легкими колкостями, как принято между добрыми друзьями, он не догадается о том, что с ней творится. Господи, как она желала забыть его, как истово и долго молилась, мечтая навсегда избавиться от его колдовской власти над ней. Очевидно, сейчас ангелы веселятся от души.
Забыв об осторожности, Джорджиана шагнула вперед и тут же ухватилась за кормушку, чтобы не соскользнуть обратно в отвратительное зыбкое болото. Жгучая боль в колене вынудила ее охнуть и закрыть глаза.
Сильные руки подхватили ее, подняли и явно не желали отпускать. Собрав воедино остатки разума, Джорджиана поняла две вещи: во-первых, это руки Куинна, во-вторых, она будет полной дурой, если позволит себе утонуть в его бездонных глазах. Она и так их отлично помнила – два янтарных глаза, левый чуть темнее, потому что у правого более широкий светло-зеленый ободок вокруг радужки. Боже, где взять силы, чтобы пережить такое испытание? Правда, один раз он уже нес ее на руках, но тогда она была в полуобморочном состоянии от боли, а он…
– От тебя пахнет… – раздался его голос.
– Я знаю. Прости. Мне очень неловко, – перебила она, не поднимая головы и крепко зажмурившись.
– Я собирался сказать, что от тебя пахнет восхитительно. Детством и домом, – сказал он, вдыхая аромат ее волос. – Шалфеем и медом Пенроуза. Конечно, навоз с ноткой помоев несколько портит впечатление, но, возвращаясь на родину, не стоит придираться к мелочам.
Сильные руки и бархатный голос убаюкали ее страхи, она опрометчиво открыла глаза и увидела в нескольких дюймах от себя невыносимо прекрасное лицо.
Сейчас, когда простодушное мальчишество уступило дорогу зрелости мужчины тридцати одного года, безупречно правильные черты стали более строгими. Юношеская мягкость исчезла, высокие скулы и резко очерченный подбородок подчеркивали впалость щек, обрамленных темными бакенбардами. Тонкие лучики морщин разбегались от уголков глаз – кажется, эти глаза слишком много видели и слишком мало спали. Джорджиана ужасно хотела прикоснуться к его коротким каштановым волосам, но не решилась. Ореол таинственной мужественности делал его еще более недоступным, чем раньше.
О, теперь все куда хуже. Гораздо хуже. Куинн пробудил в ней новые, незнакомые чувства. И пока он держал ее, она – хоть умри – не могла вымолвить ни единого слова.
О Боже! Это Куинн. Он вернулся домой через пятнадцать долгих лет. И он несет ее на руках.
Помимо собственной воли Джорджиана обняла его за шею, прижалась щекой к широкой груди и затрепетала от проникающего сквозь грязь и одежду тепла его тела.
Она не смогла удержаться и, уткнувшись носом в его плечо, вдохнула едва уловимый запах. Особое сочетание можжевельника и розмарина… Сколько лет она искала в деревенских лавках что-нибудь похожее! Теперь от знакомого аромата ее бросило в жар, и у нее закружилась голова.