Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д»
Шрифт:
Андрей – настоящий герой, он в спецназе служил и на войне был. А теперь пожарным работает. Он в горящий дом идти не боится. Он в огонь как на работу идет, каждый день. А я к зубному врачу один раз войти не могу… Трус!
Но в этот кабинет реально страшнее, чем в огонь!
Бабусин внук орет на весь коридор. Надо же, дверь закрыта, а слышно, как будто он рядом. Моя рука сжимает обломанный край сиденья. Сама сжимает, без меня. Даже не замечаю, как деревянные края впиваются в ладонь. Потом долго разглядываю красно-белые следы.
Из кабинета пулей вылетает внук. За ним спешит-спотыкается бабуся. Я с трудом поднимаюсь. Сейчас или никогда. Как в тумане вижу гадкую усмешку пацана. Мне кажется, что это Андрей. Это он смотрит насмешливо и презрительно.
Я прихожу в себя уже дома. Отрываю голову от подушки и языком осторожно щупаю запломбированный зуб. Язык плохо ворочается – наверное, из-за укола.
– Проснулся? – говорит мама. – Что тебе там вкололи? Пришел и сразу спать лег. Три часа проспал.
Я не отвечаю, я устал. Я вернулся с войны. Победителем.
– Тебе уже есть можно. Будешь? – спрашивает мама. – Я блинчиков напекла.
Обожаю мамины блинчики. Но буду ждать Андрея. Здорово ужинать вместе с ним. Как хорошо, что он теперь с нами живет.
Трезвонит-надрывается звонок на двери. Это Кит. Только он один звонит в дверь, а не в домофон. Мы живем в одном подъезде. Я на втором этаже, он на пятом. Кит – это Никита, мой лучший друг. Мы дружим уже одиннадцать лет.
– Егор, ты заболел? – кричит с порога Кит. – Почему в школу не пришел?
– У зубного был, – говорю я и иду ему навстречу. Меня качает.
Кит передергивает плечами и спрашивает:
– Ну и как? Страшно?
Я оглядываюсь: не слышит ли мама? Нет, она в кухне.
– Да жесть вообще! Я даже слинять хотел, – говорю я правду. Ему я всегда говорю правду. Кит понимающе кивает. Потом говорит:
– А к нам новенькая пришла…
Ангелина
Заканчивается вторая неделя в новой школе. Мне здесь не нравится. На меня все смотрят как на помешанную. Кроме меня, никто не ходит в форме. У них, оказывается, и формы никогда не было. Девчонки приходят, кто в чем хочет – кто в платьях, кто в коротких юбках, а кто даже в джинсах. И только я – в школьном сарафане. Потому что так хочет папа. И спорить с ним бесполезно. Он не понимает, что я выделяюсь из всех, что меня сразу видно в классе. И на меня все оглядываются, шепчутся и хихикают. А когда классная руководительница похвалила меня за то, что я выгляжу очень опрятно и с меня всем надо брать пример, стало еще хуже. Со мной вообще перестали разговаривать. Моя соседка сбежала на первую парту, сказала, что ей плохо видно доску. И теперь я сижу одна. И хожу на переменах одна, и ем в столовой одна. Это Ирка Мальцева всех настраивает против меня, крыса ушастая. Она у них считается первой красавицей, модно одевается, ногти красит. Правда, лак бесцветный, чтоб учителя не ругались, но все равно видно, что ногти красивые и гладкие как пуговки. У нее тонкие изогнутые брови и длинная коса, аж до поясницы. И она вся такая крутая, все ей в рот смотрят. Девчонки, конечно. Они готовы затоптать друг друга, лишь бы постоять с ней рядом или посмотреть новые фотки в ее телефоне. Показать ей свои фотки – так это вообще честь! А уж если она посмотрела и снисходительно сказала: «Ну супер» – то тут вообще счастья полные штаны. «Ой, Ирочка, а мою посмотри! А мою!» Слушать тошно.
Мальчишки у них вообще лопухи, взглянуть не на кого. Носятся по коридору, скачут как детсадовцы, друг через дружку, орут до хрипоты. Или включат музыку на телефоне, наденут кепки козырьком набок и танцуют хип-хоп. Вернее, думают, что танцуют. А сами даже движения повторить не могут, машут руками и ногами как коряги. Одиннадцать лет, а мозгов нет.
Все тут странное и непривычное. Класс маленький, всего восемнадцать человек. Со мной – девятнадцать. Меня сюда и приняли, потому что место было. То ли дело в моей старой школе – тридцать пять учеников, и девчонок в два раза меньше, чем мальчишек. Вот где было
Сегодня суббота, и мы едем в цирк, всем классом. Я не хочу ехать, но мама говорит, что нельзя отрываться от коллектива. Я пытаюсь ей объяснить, что я и так не в коллективе, я уже оторванная от него. И что мой коллектив остался там, в старой школе. А здесь не коллектив, а банка с ядовитыми пауками. Но мама не слышит. Она никогда меня не слышит.
И я еду. Хорошо, что папы нет дома и я могу надеть джинсы. Хотя мама протягивает мне форму. Она говорит, что это школьное мероприятие, и я должна там выглядеть ученицей. Но я решаю, что лучше целый год буду терпеть папины «меры», чем появлюсь в цирке, как идиотка, в школьной форме.
Я наконец-то одеваюсь нормально. И беру любимую сумку. И распускаю волосы. Они у меня пышные и волнистые. Если не утягивать их резинками и заколками, они рассыпаются по плечам светлыми воздушными локонами и выглядят как у моделей в рекламе. Хочу еще накрасить губы (всего лишь блеском, не помадой), но мама мертвой хваткой впивается в мою руку и набирает папин номер. Вырываюсь и бегу из дома так, с ненакрашенными губами.
Но зато это шок! Для всех. И в первую очередь для Мальцевой и ее свиты. Они меня даже не узнают сначала. А когда узнают, то застывают с разинутыми ртами. И прирастают к сиденьям. А я небрежной походкой прохожу мимо них в конец автобуса. Всю дорогу до цирка я вижу, как они шепчутся и стараются не оглядываться. А блондинчик рядом со мной (кажется, Белоусов) вообще не сводит с меня глаз. Когда я поворачиваюсь и в упор смотрю на него, он краснеет и опускает голову. И долго пялится на свои кроссовки.
Ну, кажется, не все так плохо. Жизнь налаживается.
Никита
В фойе огромного красивого цирка шумно и людно. Кажется, что здесь собрался весь город. Наш класс толпится перед входом в зал, а Елена Васильевна постоянно нас пересчитывает. Видимо, боится, что мы потеряемся в толпе. Просит никуда не уходить без ее разрешения. Зря волнуется: никто даже с места не двигается. Мальчишки плотным кольцом окружили Егора с планшетом. Он им показывает, как в игре закладывать «бомбочки» на мосту, чтобы противник не смог их разминировать. А девчонки выстроились возле Мальцевой, наряды свои демонстрируют. Они всегда так делают, когда мы куда-то едем с классом. И почему девчонкам обязательно хвастаться друг перед дружкой? Вечное соревнование у них – кто моднее оделся. Для чего? Чепуха какая-то. Они и в сторону мальчишек поглядывают и специально громко хохочут. Ой, посмотрите, как нам весело! Наверное, над клоунами так смеяться не будут, как сейчас. Они всерьез думают, что все сейчас оторвутся от стрелялки и обратят на них внимание?
Я тоже в толпе мальчишек, возле Егора. Только смотрю не на экран планшета, а на Ангелину, которая одиноко стоит в стороне. Когда я на нее смотрю, у меня приятно щекочет в горле, а по спине бегут ледяные мурашки, хотя в фойе совсем не холодно.
– Понятно теперь? Кит, ау, ты где? – говорит вдруг Егор и щелкает пальцами перед моим лицом. – Куда ты смотришь?
– Сюда, на мост, – говорю я и тыкаю пальцем в экран. – Куда мне еще смотреть?
В зале я меняюсь местами с высоким Бондаревым, говорю, что мне не видно арену. Егор недовольно бухтит, что я от него ушел и теперь ему не с кем поприкалываться. Но с моего места и правда не видно, а с места Бондарева она как на ладони. Не арена, конечно. Ангелина.