Вселенский неудачник
Шрифт:
Если в первые дни мы еще как-то ладили между собой и даже затевали порой глубокомысленные философские дискуссии, в которых обсуждали выгоды и преимущества своего положения с самых разных точек зрения, проявляя удивительное единство мнений, то вскоре как-то незаметно перессорились, поменяли мнения и норовили закончить любой спор потасовкой. По этой причине физиономии многих из нас украсились синяками и шишками, а суммарное количество зубов у Лукичей перестало без остатка делиться на тридцать два.
Не доверяя друг другу и боясь, чтобы кто-нибудь из Титов не улетел под шумок, мы втащили ракету на высокий деревянный помост, утыканный
Порой, забираясь на высокое дерево, я смотрел вдаль и видел на горизонте курящиеся дымки костров. Это означало, что Титы обитали и там, однако основное общение у меня происходило с теми несколькими сотнями знакомых Лукичей, которые жили по соседству.
К этим Лукичам я постепенно привык, а других, неизвестных мне Титов, побаивался, не зная, как они отреагируют, если я подойду к их костру. Скорее всего отколотят и прогонят, защищая свои шкурные интересы. На то, что они примут меня за своего, надеяться не приходилось. К описываемому времени мы научились неплохо отличать друг друга по различным мелким приметам. У нас появились даже прозвища, например, Поцарапанный, Насморочный, Откушенное Ухо, Спорщик, Пуговичник, Шлемовщик, Носочник и другие.
Если сначала все мы были абсолютно идентичны, то с течением времени у каждого из нас под воздействием различных обстоятельств стали развиваться индивидуальные черты [5] .
Так в нашей среде появились Титы-ворчуны и Титы-стоики, трусоватые Титы и Титы-герои, Титы-хамы и Титы-счастливчики. Был даже один Тит-мыслитель, во всяком случае, многие его таковым считали, хотя лично мне долгое время казалось, что он малость не в себе. Целыми днями этот Тит сидел под деревом и чертил палочкой карты созвездий, а когда его пытались чем-нибудь загрузить, приходил в бешенство и начинал бросаться камнями.
5
Никогда не думал, что случайно сказанное слово, внезапно озарившая мысль или парочка удач или неудач могут оказать такое воздействие на развитие характера.
Месяца через два дичи в лесу стало попадаться все меньше, и под угрозой голода отношения между разными племенами Лукичей вконец испортились. Стал процветать откровенный разбой.
Как-то вечером, когда мы, пробегав целый день, добыли лося, вытащили его на поляну и собрались жарить, из леса выбежала большая, человек в двести, толпа Титов, отколотила нас, отняла лося и скрылась в чаще. Предводительствовал шайкой Лукич со свернутым носом, одетый в скафандровые брюки. До сих пор не пойму, как мог я в лице этого Брючника так низко пасть? Понимая, что набеги его банды будут повторяться, мы вошли в союз с несколькими ближайшими племенами, разгромили шайку, а самого Брючника, поймав, так отмутузили, что он с неделю отлеживался у костра, а потом куда-то пропал.
В следующий раз о Брючнике мы услышали нескоро. Один из лесных Титов, прибившихся к нашему племени, принес известие, что Брючник отыскал где-то стойбище кочевых Титов и стал у них единовластным диктатором – вроде Чингисхана. Услышав об этом, мы долго качали головами, не понимая, что могло заставить других Лукичей подчиниться этому проходимцу, разве только то, что у него были штаны.
Месяц сменялся
Ракета с закрытым люком стояла на постаменте, и порой, остановившись перевести дыхание, чтобы снова бежать за лосем, мы смотрели на нее как на далекое и недосягаемое божество, единственную оставшуюся у нас связь с космосом, о котором мы начинали уже забывать. Кое-кто из нас, окончательно втянувшись в первобытную жизнь, стал даже приносить ракете жертвы – кусочки мяса, мед и венки из диких цветов. Мозг ситуация поклонения абсолютно устраивала, и иногда, врубив на полную мощь наружный динамик, он оглушал нас потоком пророчеств и нравоучений.
Не знаю, как остальных, но меня его нудная болтовня лишь раздражала. Втайне я продолжал искать способы проникновения в ракету, минуя заблокированный люк. Однажды ночью, прокравшись мимо заснувшей стражи, я подобрался к ракете с каменным топором, решив испытать прочность бронированного иллюминатора. Я уже занес топор, но вдруг с другой стороны услышал какой-то шорох. Незаметно выглянув из-за стабилизатора, я увидел Мыслителя, который гвоздем сосредоточенно выцарапывал что-то на полированном борту, не замечая ничего вокруг. Не желая связываться с этим сумасшедшим, который наверняка поднял бы крик, я осторожно спустился и отправился к костру.
Жизнь первобытного племени чревата опасностями. Как-то один из Титов свалился в овраг, проткнул себе живот острым суком и умер. Мы вытащили его из ямы, принесли к нашему стойбищу и положили на траву. Он лежал белый и вытянувшийся, и я не мог без ужаса смотреть на его лицо, потому что оно напоминало мое собственное.
Слух о первой смерти быстро облетел планету. На похороны собралось несколько тысяч Титов, в том числе и из далеких поселений. Погибшего положили в сколоченный из досок гроб и опустили в могилу, выкопанную недалеко от ракеты. Так я в первый раз в жизни присутствовал на собственных похоронах.
Мозг разразился прочувствованной речью, в которой перечислял все достоинства покойного – сострадание к ближнему, щедрость, отзывчивость, кроткий нрав и доброе сердце. Если послушать его, то погибший Тит был самым замечательным из нас, именно по этой причине он и отправился на небо первым из всех. Закончил свою речь Мозг записанными на пленку истеричными рыданиями, которые отыскал где-то в корабельной фонотеке. Последнее явно было лишним и испортило общее впечатление.
Воцарилась тишина. Мы стояли вокруг могилы растерянные и грустные, объединенные общим горем. На глазах у многих были слезы.
– Эх, выпить бы... – нерешительно подал голос кто-то из Титов.
– Уже выпили один раз. До сих пор расхлебываем, – ответил ему Мыслитель и бросил в могилу первую горсть земли, гулко ударившуюся о крышку гроба.
Смерть этого несчастного Тита на время сблизила нас. Войны и разбои прекратились, и я смог воплотить свою давнишнюю мечту и совершить путешествие по Одиссее. Мне было любопытно посмотреть, как выглядит планета, населенная одними лишь моими двойниками.
Со мной отправилось еще с десяток Лукичей, душевные волны которых в данный момент совпадали с моими, остальные же остались у ракеты и ограничились тем, что пожертвовали нам в дорогу копченый окорок.