Всем глупышкам посвящается
Шрифт:
Улыбка невольно скользнула по моему лицу:
– Спасибо вам, я постараюсь все исправить.
И, о, ирония! Тут мне на телефон пришло сообщение… От моей любви.
II
Наверняка, в вашем окружении есть такой расчетливый зануда, который то и дело опускает бедных мечтателей своим «любви нет, и все бред», ну и все такое. В компании своих друзей такой занудой всегда была я. Очень скучаю по тому времени, когда я с уверенным возгласом буквально кричала на всю улицу: «Нет, ребят, никакой романтики. Я выйду замуж только за того, кто будет хорош собой, богат и будет дорожить мной больше, чем я дорожу им». Знала бы я тогда, что так оно и выйдет, вот только счастья это особо не принесет. Но какая тщеславная шестнадцатилетняя девочка со смазливым личиком будет бояться своих глупостных мечтаний? Ни одна.. В то светлое школьное время мы все активно мечтали и перебивали одна другую в рассказах о том, как нам казалось, обязательно должна сложиться жизнь, чтобы устроить весь Земной шар. И все, знаете ли, складывалось в одну прекрасную четкую картинку. Делать нам это более всего нравилось по дороге домой с уроков, особенно весной. Пожалуй, из всего школьного времени именно те солнечные, пропитанные запахом жары и акаций дни, с удушливым пухом, что простирался на весь проспект , ярче всего всплывают в моей памяти. Я так люблю все, что происходило тогда, все наши прогулки, все разговоры, все то новое, что только-только вставало на нашем жизненном горизонте. Что-то прекраснее трудно себе представить.
Я знаю, что не у всех период учебы – светлый момент жизни, но именно таким он был у меня. Честно говоря, с течением времени, забывается подавляющее большинство неприятностей и страхов из школы – остается только все самое веселое, радостное. Порой задумываешься, чем обусловлен такой избирательный подход к произошедшим событиям. Лично мне кажется, что все связанно с полным отсутствием опыта в подростковое время. Нет, правда. С периода от пятнадцати и до восемнадцати (да, даже до того времени, когда я уже была замужем) все мое существование ограничивалось друзьями, книгами, кино и мечтами. Вот и все. Мир был таким тесным, что все мало-мальски интересное, необычное и удивительное, что происходило с другими людьми, казалось выдумкой, невозможной далью, которая вряд ли когда-нибудь может случиться с тобой. Думаю, это главная причина, почему я настолько привязалась к Джеку и так мягкотело просвещала ему всю свою жизнь, каждую минуту, каждую свободную мысль. Потому, что он стал моей сказкой, которую я так долго искала в своей прозаичной, скучной жизни.
Мое полное имя – Мариам. Самые близкие люди (спасибо им огромное) называют меня правильно, Мари, с ударением на первый слог. Те же, кто не желает ломать себе язык, выбирают привычное на французский манер Мари, с ударением на второй слог. Встречались варианты Маш и Марин, что огорчало и смешило меня более всего. Джек называл меня Мэри… Я так полюбила это свое имя, что, в конце концов, сама запуталась в том, как же на самом деле правильно называть это тело. Ведь ни одно звучание Мари несравнимо с его тонким, трепетным Мэри из любимых губ. Катю мы представили ему как Кейт, она тоже была не против. Так мы и играли в Америку. Бедняга Джек так и не понял, почему Свету и Владу звали так «странно», а мы с Кейт с нормальными именами. Хотя когда мы представили ему Монику, он махнул рукой на ситуацию с именами тут.
Возможно, следует рассказать вам обо всем по порядку. Наша мирная жизнь протекала в Одессе. Если вы американец и читаете это, то нет, это не та Одесса, что в Техасе. С Джеком тоже так случилось. Это было во время нашего первого разговора по скайпу. До сих пор помню это чувство крайнего волнения, страха и не желания расставаться. Мы говорили о всяких мелочах, глупостях, вспоминали моменты из наших разговоров, как же это было мило. Он вдруг перебил меня и спрашивает: «Почему ты писала, что живешь в Одессе? Это что, розыгрыш такой?» Я рассмеялась над его словами. «Конечно, нет, это город тут, в Украине, между прочим, довольно большой. Ну как бы тебе объяснить… Вот все равно, что ваши столицы штатов» На его лицо выразилось глубочайшее удивление: «Ну надо же…»
Кем бы вы ни были, и куда не вела бы вас судьба, все всегда берет начало из семьи – говорю как подруга будущего психолога. Моя семья была и остается маленькой. Когда в мои три года мы переехали в Украину из Грузии, нас было трое: мама, папа и я. Вот и вся моя семья. Конечно, потом к нам кто-то приезжал, мы сами кого-то навещали, но со своей семьей я всегда олицетворяла только этот узкий круг людей. У меня самые лучшие родители: они всегда любили меня, всегда баловали, всегда поддерживали. Не обходилось и без недопониманий, но без них ни у кого не обходится. И то они пришли гораздо позже, как у всех, в переходном возрасте. А до восьми лет меня смело можно назвать заласканным ребенком. До встречи с Джеком мы жили все время жили в одном и том же крохотном дворе, но сменили три квартиры в соседних домах. Первую я совсем не помню, вторая была на втором этаже, маленькая, двухкомнатная. Она мне нравилась. Родители очень много времени проводили на работе, поэтому нередко я сидела дома сама. Отрывки из того времени все время крутятся в моей голове. Дворовых друзей я так никогда и не завела, и в такие компании, плохо ли, хорошо ли, я никогда потом и не вливалась. Все время формирования моего детства проходили в изобилии игрушек, ТВ, книг и воображения. Когда все расходились по работам, после школы или на каникулах, находилось, чем заняться. Можно было долго читать всякие истории или что-то познавательное. Был период, когда я упорно стремилась к врачеванию. Однажды мы с папой увидели в магазине большущую энциклопедию человека, в которой было вывернуто наизнанку все в homo sapiens от эволюции до психологии. Папа, не раздумывая, купил мне ее. Можно вспомнить много моментов, когда он так легко мог выкинуть кучу денег на мое желание. Мама никогда этого не одобряла, но то, что она могла быть права, никак не останавливало ни меня, ни папу. Он слишком сильно любит свою принцессу. И так было с каждой книжкой. Уже потом, через много лет, он принес мне стопку в десять книг, просто потому что я ненароком сказала, что мне нечего почитать. Вот поэтому-то папа и лучший: всегда слушает, всегда ловит каждое слово, всегда мечтает вместе со мной. Что тут скажешь, люби он маму, а она его чуть сильнее, мы бы так и остались идеальной семьей. А книжки все эти у меня хранятся, как сокровище. С течением времени каждое свободное место заполнялось книгой. Они лежали в шкафах, на полочках, на столах, под столами, на стульях и под ними, возле дивана и за ним. Уверенными темпами квартира приближалась к библиотеке, что создавало там больше пыли, но и больше уюта. Точно помню, что более всего мой мир перевернул Артур Конан Дойл, а за ним Агата Кристи. Именно их книги полностью поглощали мое внимание, забирали время и давали вдохновения. У каждого писателя есть книга, после которой он решает стать писателем. Для меня ими стали их книги. Я даже помню самые первые попытки написать что-нибудь стоящее, какую-нибудь детективную историю. Мне так хотелось создавать нечто такое же щекочущее нервы, нечто, что не позволяло бы оторваться от истории до самого конца, нечто поражающее своей реальностью происходящего и на все шесть чувств переносящее в описываемые события. Тем не менее, энтузиазма было много, а толку мало. Я так и не научилась выдумывать хорошие детективы. От этого осталась лишь любовь к кино и литературе подобного жанра. Зато через много попыток вышло создавать истории о жизни, ее странностях, закономерностях, быстротечности. В моих книгах не было ничего особенного, но те немногие, кто их читал, к моей безграничной радости, оставались довольны потраченным временем. Хотя я никогда не думала, что захочу написать о том, что действительно имело место быть в моей жизни. Но случается событие, оно тебя поражает, ты становишься увлеченным им и вдруг понимаешь, что твое собственное становится неплохим вдохновением. Надеюсь, что это не от недостатка фантазии, а от чрезмерной впечатлительности. Так или иначе, но книги одна за другой создавались мной. Как-то раз Света спросила меня, почему я хочу быть писателем. Я задумалась и дала ей единственный возможный ответ: потому что это то, что приносит мне больше всего радости. Всегда можно поделиться мыслями, хотя бы с самим собой, можно создать целый другой мир и управлять им, можно развиваться и суметь заставить своего читателя изливать слезы на страницы с текстом, смеяться во весь голос над диалогами, идти за своей мыслью, показать ему то, как ты видишь любое место и перенести его туда. Вот почему. Над каждой книгой думаешь о том, кем был ее автор. Книга – это, в любом случае, всегда немного обман. Особенно, книги по истории. Самые правдивые факты созданы из иллюзий множества людей. Не говоря уже об обычной художественной литературе. Автор всегда пишет о том, как все устроено его глазами. Порой читаешь книгу о неимоверных трудностях и невольно сочувствуешь писателю, а потом окажется, что он жил себе припеваючи. Или читаешь о любви, кажется, что он непременно все пережил сам, а в реальности - писал он в вечном одиночестве. И это лишь доказывает мое предположение о том, что писатель, прежде всего, окунается в нечто, чего он не знает, оставаясь при этом самой настоящей частицей своих произведений. Лично мне всегда больше всего нравились события, при которых автор предугадывал будущее в некоторой, большей или меньшей степени. Происшествия, когда история народов или новые изобретения были предсказаны в чьих-нибудь рассказах, написанных в прошлом, сильно волновали меня, тем более, после того, как такое иногда, хоть и в мелочах, случалось со мной. Но разве это не делает мир, в котором мы живем еще более загадочным и прекрасным. В такие моменты я вновь и вновь возвращаюсь к беззаботному ношею по квартире с глупыми фразочками, воображая себя кем-то великим, кем-то, кто ни от чего не зависит и смело правит своей жизнью. Вот такими и должны оставаться великие: детьми по своей сути, детьми, которые не бояться менять что-то, еще не бояться ошибиться, в которых есть страсть к тому, что они делают и которыми невозможно управлять общественным мнением. Таким, как ни прискорбно, чаще всего остаешься тогда, когда ты наедине с собой. Так происходит со мной за написанием и так часто происходило в моем детстве.
Кстати, тот период, когда мы жили во второй квартире, я плохо помню школу. Гораздо больше я запомнила моменты, происходящие в самом доме. Может, потому что там всегда кто-то гостевал, а может, потому что школа была тогда так скучна, однообразна и бедна на события. Просто в куда большей мере мой мир формировала семья и первые друзья.
Много времени уходит в ребячестве на изучение всего окружающего. Сюда можно отнести, главным образом, жилье (свое или чужое), кинематограф с мультипликацией, речь и, о владык всего детского внимания, людей. И если родители думают, что наши игрушки – это куклы и машинки, то нет, дорогие, наши игрушки – это люди. Звучит странно, но стоит только вспомнить малейшую деталь из ранних лет, как любой человек вспомнит те яркие воспоминания, в которых самыми большими были дома и люди вокруг. И тут же ловишь себя на мысли, как сильно те же дома и те же люди помельчали, значение их выражений уменьшилось, а потом и вовсе стало видеться как самая обычная вещь, каких миллион. И хотя года уносят многие детали, все же именно они, эти мелочи, больше всего запоминаются и формируют нас дальше. Таких я могу вспомнить очень много. Например, много нового в мой туманный мозг внесла первая учительница. Некоторые из ее выражений я могу и с удовольствием вспоминаю дословно. «Эх, горе ты мое!». «Когда я ем я глух и нем» - ненавистное и впервые услышанное мной. «Ну же, ребятки, шагаем, шагаем!». Вроде ничего особенного, то это важно. Важно, потому что потом уже ничего не западет в память и не примется так беспрекословно и внимательно, как тогда. Конечно, затем мы собираем интересные выражения и цитаты, но это уже не так интересно – это ты уже понимаешь.
И дома, как было сказано, привлекают внимание. Почему-то редко кто заметит блуждающий взгляд ребенка, который шагает в новое место с разинутым ртом. Всегда любопытно приехать в старое убежище по типу бабулиного дома, бывшей квартиры или города, где жил когда-то. Приезжаешь, а потом никак не узнаешь этот домик. Он вроде был выше, да и качели уходили прямо в небо, ого, а там, оказывается, и крышу видно! С тех пор, как в мои тринадцать мы переехали в новую квартиру, я больше не бывала в старой. Но она часто снилась мне в самых причудливых формах. Пока мы там жили, мама нещадно травила тараканов, нередко портивших мне весь день, и давалось ей это, поскольку она женщина усердная, хорошо. Думаю, после того, как мы съехали, их заметно прибавилось. В этом плане нам жутко повезло с новым жилищем – тут из насекомых только комары, и те летом. В прочем, я благодарна той квартире. В ней все начиналось. Кажется, кто-то сказал: «Мир начинается с комнаты», полностью согласна. Именно оттуда у меня появилась привычка все время лазить по закромам и искать интересные местечки. В той квартире это была моя комната и гостиная. Моя комната была крохотной и при этом заваленной вещами. Тут уда ни посмотри – всюду либо игрушки, либо мебель. Помню, как не хотелось покупать письменный стол перед первым классом. Мне казалось, он сильно испортит мне пространство. Так и случилось. В комнате он занял почетной место за окном, а сразу за ним стоял широкий шкаф, так что, поставив между ними еще и стул, нам совсем не оставалось прохода от двери до кровати. И кровать была приличных размеров, она находилась в конце комнаты. В начале же ее, сразу перед дверью стояла тумбочка, на ней телевизор и рядом – высокое зеркало. Вот вам и вся комната. Добавьте ко всему этому еще и тонны разбросанных плюшевых зверушек и в полной мере сможете представить себе то место, в котором я жила с шести до тринадцати лет. Ах, нет, вот еще что: была там еще кладовка, занятное местечко. Для меня она тогда казалась целой добавочной комнатой в два раза выше меня. Туда свободно помещался только один человек, а хлама хватило бы на семерых. Внизу стояло две громадных клетчатых сумки, набитых всеми моими старыми игрушками, за ними еще что-то, а выше уже хранилась всякая всячина. Чего я только не находила там со скуки: банки, склянки, старые журналы мод из 70-х, оставленные хозяевами, запыленные инструменты, носки, старое замусоленное зеркальце, картонки. А венцом всего служили елочные украшения. Они в большой оранжевой коробке лежали на самом верху. Чтобы добраться до них, нужно было буквально взбираться наверх, подставляя вниз все, что попадется под руку. Когда однажды Катя пришла ко мне в гости, точнее в один из тех многих разов, когда она была у меня, нам взбрел в голову достать и пересмотреть их. Всего лишь игрушки, а адреналин, будто мы взрывчатку хотели незаметно пронести. И таких моментов была тьма. Вполне реально написать однажды целый цикл книг: «Мари и ее друзья в поисках сокровищ кладовки» или «Мари, Катя и Моника вызывают духов во время ночевки» или «Как Мари и Катя уговаривали Свету им погадать», а можно еще «Влада и Мари в поисках попкорна под фильм». Нет, наоборот «В поисках фильма под попкорн». Ну вот и как в такой комнате не развиться детскому воображению до крайней степени?! Да, это было время, когда мне было мечтательно и весело практически каждый день. Вот только там же случилось и мое первое разочарование. Самыми грустными днями в той квартире были новогодние праздники. В особенности, первый Новый год, который мы отмечали уже без папы. Мне до сих пор очень стыдно за то, как я себя вела в тот период, когда он ушел. И ведь меньше любви не стало, но его стало меньше. Позже с Джеком стало то же самое. И мне было порядком тошно от этой тоски. С каждым годом после этого все рушилось. Мое маленькое королевство быстро развалилось, отправив всех королевичей на гильотину. Все происходило так неправильно, так подло и обидно, что во многом определило мой скепсис в отношениях. При разговоре я потом часто говорила: «Не вижу смысла выходить замуж, все равно придется разводиться. Ну, разве что, в крайнем случае». Это сейчас все кажется таким нормальным и обыденным. Куда более странным было бы, если бы они прожили всю жизнь долго и счастливо. Вот это настоящая сказка. А сказки, как известно, существуют только на книжных строфах. Так дом наполнялся чувством досады, с которой ты уже ничего не сделаешь. Вот уже и папа не твой бесконечный гарант безопасности и счастья, а кого-то другого. До сих пор для меня существует только он, без прошлого, без его дома и семьи. Всегда легче не думать, что что-то происходит в другой реальности и тебя совсем не касается, закрыть глаза и идти дальше по своей жизни. Ведь родители остаются твоими родителями навсегда, а вместе или порознь - не имеет значения. Я выучила два хороших выражения: «Хорошее дело браком не назовут» и «Еще ни один счастливый брак не кончился разводом». Как только отпускаешь ситуацию – все вдруг идет дальше с новыми поворотами. И наконец мы перебрались в новое место.
Наша третья квартира привнесла свои, совсем новые веяния. Мне понравилось впервые заходить туда. Отворять двери, прежде невиданные, застыть на миг в том трепетном ожидании перед ней и вдруг найти для себя совсем новую картинку, что-то непривычное. Признаться, не сразу привыкаешь к новому жилью, каким бы оно ни было. Кажется, первые недели было тяжело просыпаться в новом месте. Все время казалось, что откроешь глаза и встретишь книжную полку, знакомые обои. Разгружаться приходилось долго, и поначалу мы, по сути, жили на сумках и пакетах. Все, буквально, каждый метр, кроме кровати, был обложен вещами. Поэтому определить, как квартира выглядит на самом деле мог только зоркий глаз опытного выдумщика. И это помогло прижиться и продержаться долгое время. По размерам новое жилье не сильно превосходило старое, так что тут было уютно. Мне тут вскоре понравилось, потому что в каждой комнате – свой цвет. Кода утром просыпаешься – все розовое. В конце моей комнаты, перед балконом, весели длинные розовые занавески. И солнышко утром восходит по эту сторону. Солнце, упорно идя к цели разбудить меня, всякий раз преображало свои лучи в мягкий розовый оттенок, который и заливал собой небольшое, еще теплое, сонное, утреннее пространство. Как выходишь в гостиную, и сразу из теплых красных цветов попадаешь в зелено-желтое поле. Поле, потому что места четь больше и всегда немного прохладнее. Там были большие окна, возле которых на почетном месте стоял мольберт. Тут можно было удобно устроиться и, поджидая солнце, погрузиться в живопись. И тут же, рядом, два кресла, которым была отведена почетная роль читального места. И, признаться, то было одно из уютнейших мест. Днем попадало много света, а, приоткрыв окошко, можно было заслушиваться чириканием и уличным шумом. Как сейчас помню: возьмешь любимую книгу, усядешься, перекинешь ноги на соседнее кресло, сама садишься, непременно, в левое и читаешь, не замечая времени. Если отвести взгляд, сразу видишь покачивание растущего рядом дерева, небо и погружаешься в свои бесконечные мысли и мечты. Постою, бывало, и иду дальше мимо маминой комнаты. А там все оранжевое, светлое. Мамина комната была совсем маленькой, но симпатичной. Самым большим там было зеркало, а под ним тумба. Эдакая большая косметичка. Все ритуалы, что касались красоты, неизменно происходили там. И вот что я вам скажу: жить вдвоем с мамой оказалось куда спокойнее. Никаких тебе мужчин, их потребностей, боязни выйти нагишом из комнаты и прочее. Хочешь, убирайся, не хочешь – нет. Мой лучший друг как-то сказал мне, что мы с мамой больше похожи на подруг. По большей части, так и было, хотя ругались мы как самые настоящие родственники.
Со всеми плюсами и минусами, жизнь в той квартире я бы назвала временем деятельности. Там в моей жизни один за другим случились три значимых события: одно плохое, одно хорошее и одно вообще не попадающее в рамки общепринятых понятий положительного и отрицательного. Обо всем по порядку.
Программа международного обмена учениками
Дети, когда перед вами машут конфетой, будьте готовы к тому, что вам она может не достаться. И хорошо, если вам не очень-то и хотелось этот мятный леденец, но коль скоро у вас отняли шоколадку – плакать вам горючими слезами.
Когда я оживляю в памяти тот период, первое, что представляется мне – небольшой школьный коридор. Напрочь забитый детьми, шумный, огражденный от всего мира школьный центр переменок и драк, скандалов и сплетен, обсуждения новых нарядов и результатов контрольных. Мы просто проходили мимо и увидели в один из осенних дней объявление о том, что 3 октября будет проводиться конкурс, еще много всяких условий, перечня документов и т.д. Стали изучать подробности и обнаружили, что речь идет об отборе детей в программу обмена. Неизвестно, в какой момент я так прониклась идеей такой вот возможности путешествовать и узнать мир, но точно могу сказать, что это был тот первый раз, когда я стала просыпаться и засыпать с одной и той же мыслью. Начало паранойи, затянувшейся на жизнь, если угодно. Настала та самая суббота, день первого отборочного тура. Помню, как много людей тогда было, словно мы собирались на Ноев ковчег. По залу бродило много людей, и я вряд ли могла бы запомнить хоть одного из них. Тогда все прошло нормально, вечером уже были результаты. Страшно было подходить к окнам, на которых вывесили списки. Была ночь, очень холодно, хотя на улице было тепло… Уже даже не помню, сколько человек должно было пройти во второй тур. Сто? Пятьдесят? Но внезапно, совершенно случайно я увидела среди прочих имен и свое, одним из первых. На пустой улице раздался среди ночи мой несносный счастливый возглас. И это была уже другая минута, с которой что-то началось. С нее началось обманчивое чувство вседозволенности и непременного «все будет». И это ничем не обоснованное убеждение потом и метлой не прогонишь. Раз только даешь крупице хорошего произойти с тобой, как потом и в самые тяжелые, безвыходные моменты жизни эта надежда будет издевательски приходить и долго смеяться над твоим умирающим яством. И все это началось тогда. Все шесть месяцев абсолютной уверенности в своей победе. Никак не могу понять, почему я даже не думала над тем, что все может сложиться иначе.