Всем глупышкам посвящается
Шрифт:
За этим первым моментом потянулись долгие месяцы ожидания, терпения, планов. Особенно плохо шли дела зимой. Зимой в принципе все идет плохо, но куда хуже, когда зимой еще и ждешь чего-то. Придя уже на второй тур, нас было в разы меньше. Нам еще и что-то долго объясняли, растолковывали. А в конце дали кипу бумаг, которые нужно было заполнить и выслать им. Сколько же всего требовалось этим идиотам для их чертовой программы. Справки из школы, из больницы, обход у всех врачей, информация об оценках, подписанные договора, страхование, анкеты, рекомендательные письма – бред. Как много всего ненужного, ложного, пустого. Тебя вроде не учиться, а служить спец агентом высылают. На налаживание всех этих вопросов ушло еще около трех недель. Как я благодарна маме, что она все это время тогда была рядом. Сколько времени она этому отдала, бегала, выясняла, радовалась вместе со мной. Единственная, кому было не все равно. Даже папа настолько разразился этой идеей, что узнавал все новости с каждым звонком и приездом. Еще припоминаю, что тогда нам несколько вечеров подряд отключали свет. Не на долго, зато было время просто посидеть и поговорить. Сразу вижу это мамино лицо с широкой, немного ироничной улыбкой, пока я без остановки болтала о своих планах, страхах, целях и переживаниях. Сейчас уже я вспоминаю, что были и редкие разы, когда она ненавязчиво говорила мне:
– Ты только так далеко не намечай, мало ли что… Это же еще не окончательный результат.
А я послушно кивала и продолжала уноситься мыслями далеко отсюда. Вот ведь глупая.
И все равно это было приятно. Ни разу до и только однажды после я испытывала время совершенной радости, мечтательности, рассеянности и безразличия. Это когда у вас проблемы, на учебе, работе, еще где-то, но вы совсем не думаете о них, не зациклены, не расстраиваетесь. А все, потому что есть одна слащавая мысль, не дающая покоя. И не важно, чем ты сейчас занят, но голова забита только этим одним. Думается: «Эта мелочь вовсе не волнует меня, нет. Еще совсем немного и я уже буду не тут, все измениться». И вот эта плутовка делает нашу жизнь невероятно хорошей, только лишь одним своим видом. На уроках все шло замечательно, я не ругалась ни с один человеком из своего окружения, меня не волновало наличие или отсутствие финансов, погода за окном, здоровье. Ведь это все скоро сменится другим, уже не имеет значения. Моя жизнь меняется и течет новым руслом. От одного только этого уносящего меня в ирреальность дурмана, моя настоящая действительность преобразилась в прекрасную картину удовлетворенности, смеха, позитива. И, клянусь вам, если бы меня заставили ждать результатов вечность, вся эта вечность была бы такой. Как хорошо не знать правды иногда, как хорошо.
Однажды, это все еще была зима, на уроке географии мы сидели в совершенно темном классе, наблюдая настоящий ураган за окном и, дожидаясь учителя, говорили о делах насущных. Я улыбаюсь, вспоминая те минуты простых беззаботных разговоров, когда мы еще могли каждый день видеться, когда нас еще не разъединили учеба, отношения, работа, пока у нас еще была одна общая во многом жизнь, а не оторванная друг от друга, личная.
Мой телефон лежал рядом на парте, что было редко, и, как по знаку судьбы, именно в этот редкий раз он зазвонил. Высветился незнакомый номер, а уже через миг незнакомка на том конце провода поздравляла меня с выходом в последний тур. Он был решающим, и после него, если все пройдет хорошо, победители на год уезжают. Надо ли говорить, как тряслись мои руки, помутилось в голове и быстро, больно забилось сердце. Самые последние сомнения были отодвинуты в сторону. Наш последний тур был самым простым и самым немноголюдным. В нашей группе – всего шесть человек. В памяти оживают милые лица тех людей, каждый раз разных, что работали с нами. В последний раз это была молодая девушка и седой мужчина средних лет. Все в улыбочках да в разговорчиках, то на русском, то на английском – никогда не поймешь, что они о тебе думают и, что там записывают о тебе в свои блокнотики и листочки. Самым ярким воспоминанием того дня была женщина, встретившаяся мне возле школы – мама одного из конкурсантов. Она спросила меня о чем-то и ни с того ни с сего сказала: «не волнуйся, ты вон какая красивая, пройдешь, конечно». Она была не одной, кто вселял в меня такую веру ни с чего, и от этого было еще хуже потом. Пока я шла домой, на пустых утренних улицах повалил снег, мелкий, противный. Я впервые шла и думала о чем-то, не радостно, не самоуверенно, а просто спокойно. Становилось все холоднее, мелкие снежинки подмораживали серые улицы города, который, тогда, так и не суждено было покинуть.
Я узнала о том, что ничего не выйдет через три или четыре месяца. Представляете, уже весной. Говорят, все лучшее приходит весной, а, оказывается, весной приходит только разочарование, магия кроется в осени. Каждый раз все начинается осенью и умирает весной. Кажется, я только что установила рамки жизни ее величества мечты: от осени до весны, а летом восстанавливаемся, отходим.
В какой-то из обычных вечеров мне просто не позвонили, а в сети вдруг обрушались поздравления на двух человек, которым позвонили. Один не полученный звонок – и ты уже рыдаешь на полу своей ванной, мечтая умереть от осознания того, насколько ты глупа и безнадежна. Трудно сказать, почему это так задело меня. Наверное, это просто стало моей шоколадной конфетой. Мы с мамой никогда не разговаривали об этом, с папой тоже. Это так странно, удивительная черта моих, а может, и ваших родителей: они всегда рядом в минуты новых перспектив и новой жизни, активных действий и тогда, когда нам нужна их помощь, но стоит произойти чему-то плохому, как они теряются и в своей боязни задеть за живое, просто молча прячут ножи и таблетки. Другие, напротив, не упускали возможности расспрашивать о том, что же не так, и почему же ничего не вышло. Стоило больших усилий говорить об этом у улыбкой и с улыбкой выслушивать их неловкое сожаление. Такое вот настало время – дохлый май, а то ли апрель.
Что такое писательство
Как стать мастером слова? Вот вы знаете? Лично я – нет. Как уже стало понятно, через всю мою жизнь проходит жгучее желание чего-то без малейшего представления о том, как этого достичь.
Я думаю, успех приходит только к тем, кто занимается делом, которое любит. Банально, но смысл есть. Когда же дело касается писательства, то называйте успехом первых десять читателей. Десять человек прочло, хотя бы половине понравилось, вторая половина не плевалась при чтении – это успех! Кроме того, есть еще куча всего интересного, чему можно отдать свое время и силы. Главное – посвящать себя чему-то в меру. Это единственный вывод, к которому меня привело два десятка прожитых лет. Не так уж и много для полноценной философии, но первые итоги можно подводить смело.
На данный момент писать книги удается легко. Зарабатывать на этом практически нереально, но писать – проще простого. Самые мои первые попытки создать больше двух листов не закончились чем-то стоящим, но третья или четвертая вылились в полноценную повесть. Я начала ее писать в свои пятнадцать лет. Не было никакого вдохновения. По прошествии многих лет оно ни разу меня не посетило. Ни вдохновение, ни муза, ни просветление – ничего того, что по правилам приходит периодически к творческим людям. Я верю в идею, в идею и план. К завершению истории меня всегда вели идея книги и план ее сюжета. Больше ничего. В тот первый день, когда я села писать за компьютер одним сырым вечером (заметьте, снова осенью) со мной не было даже идеи. Я просто подумала, что неплохо бы было поговорить с кем-нибудь. Так появился маленький мальчик, с моими мыслями, внешностью и происхождением, которые я ему определила. С каждым днем у мальчика развивалась жизнь, какие-то убеждения, появлялись друзья и какие-то проблемы. Та первая книга закончилась у меня легко. Никто от нее ничего не ждал, она просто была, и мне нравилось погружаться в ее события. Мой первенец получился очень далеким от совершенства, хоть и остается весьма симпатичным малым.
А после этого началась активная деятельность начинающего писателя. Амбиции. Голые амбиции! И вот тогда уже я таскала всюду за собой папу. Кажется, в городе не осталось ни одного издательства, в которое мы бы не обратились. И, по правде сказать, шастанье по этим самым издательствам было самой лучшей частью, ибо стоило дойти до очередного, как нам всучивали ложку соли. Да, конечно, глупо было ожидать от этого результатов. Для меня тогда еще было странным, насколько равнодушным и безучастным может быть мир искусства. Все эти люди, неважно даже из какой сферы, которые, по идее, должны были бы помогать развивать культуру, искать неординарных людей, в конце концов, быть хоть немного заинтересованы в продвижении себя же, только лениво отмахивались от людей, которые обращались к ним за помощью. Жалкое зрелище. Такие мелкие неудачи ежесекундно отдавались эхом в моей голове, которое шептало: «На что ты только ТУТ надеялась. Не то место, деточка». Но я, взяв в шерстяные перчатки свои намерения, быть писателем с большой буквы «П», шла дальше, искать тех, кто, по крайней мере, захочет со мной разговаривать. И такие, точнее такая, нашлась.
Одно из самых унизительных воспоминаний. К этой женщине мы пришли по направлению от другого издательства. Там, мол, с радостью принимают всех начинающих, всем помогают и ищут авторов. Сложно даже назвать это издательством. Просто маленькое подобие библиотеки, сокрытое в старом здании во дворах, запыленное, богом забытое место, в соседней комнате которого деловито сидит маленькая женщина в очках за немолодым компьютером. Было приятно, как она с воодушевлением стала рассматривать мою рукопись, внимательно вчитываясь в нее. Мы немного поговорили, и она назначила нам встречу через несколько дней. В следующий раз, усадив меня рядом, она стала снова говорить со мной. Вот только то, что я по происхождению грузинка, заинтересовало ее, почему-то, куда больше того, что там у меня написано. В принципе, такое случалось через раз, и это не вызывало удивления. Мне просто хотелось, чтобы она скорее приступила к книге, а когда она это сделала. Мне захотелось, чтобы она скорее замолчала. Я увидела вновь свою же работу, всю исчерченную, выделенную, подчеркнутую.
– У меня тут есть кое-какие замечания…
И после этой фразы полилась полуторачасовая тирада. Мне казалось, что за двести пятьдесят страниц текста она не пропустила ни одной строчки. В каждой находились замечания, неточности. С большинством я была не согласна, но просто сидела, слушала и пыталась сдержаться. Каждое «неуместное» слово она поясняла мне, как маленькому ребенку, с таким насмешливым взглядом, и не думая остановиться. Ей казалось неправильным почти все, почти весь мой текст. Один раз я возразила ей, что «писатель на то и писатель, чтобы выражать свои мысли в той манере, в какой ему вздумается. А читателю либо понравится, либо нет. Если же это такой текст, который написан по правилам, одной вам известным, речь уже не о художественной литературе и самовыражении». Женщина мило рассмеялась мне в лицо. А потом она нашла абзац об описании погоды и очень долго, непомерно долго критиковала его. Я не выдержала на фразе: «Ты пишешь, будто не природу описываешь, а отчет синоптика даешь». Ручьи стыда и злобы прокатились по моим щекам, как всякий раз, когда сдержать себя не доставало сил. Есть очень сильные люди, они всегда держат спину, всегда улыбаются, и даже смерть не заденет их. А есть другие. Я сутулюсь, принимаю все близко к сердцу и рыдаю по поводу и без. Я слабая. Тогда просто выхватила свою рукопись, встала и, утирая слезу, выбежала оттуда. Лицо женщины скривило удивление и досада. Она даже бросилась утешать меня, явно не ожидая такой реакции. Я с силой оттолкнула ее. Бежала домой два квартала, ненавидя себя, ненавидя ее, свою мягкотелость, нерешительность и нетерпимость к любой критике. Откуда мне было тогда знать, что только так. И никак иначе и поступают с писателями, что не берут тебя на все готовое, что твой текст может быть неидеален?
После того раза по издательствам я больше не бегала. Зато явно оставила яркое воспоминание о себе у одного одесского издателя… или редактора… ну, или кем там она была. Стыдно немного, но вспоминаю все с улыбкой. Какие мы проблемные – подростки. И, опять-таки, в большой мир писательства в тот раз я не вырвалась. Зато родилась другая, совсем иного рода книга, которая стала моей любимицей. Завершила ее и отправила на пробу подруге, чуть ли не единственной, кто неизменно верил в мое большое будущее на этом поприще. А на следующий день рождения она преподнесла мне небольшой презент. Мои книги, с ее легкой руки, оказались в сети, откуда вы, вероятно, читаете и эту. Все-таки, как бы не порицали нас, любителей виртуальной жизни, а мы знаем, что мы тут ищем. Пожалуй, все слышали фразы о том, как люди стали общаться меньше и хуже, стали более закрытыми, закомплексоваными, злыми, перестали делать поступки и все эти ужасы из-за интернета. Чушь собачья. Хотела бы я посмотреть на, как сотню другую лет назад люди все так же ждали бы ответа на письма месяцами, будь у них ноутбук под рукой. Наверное, это лишь извечный человеческий страх перед неизвестным и новым. Хотя, да, конечно, разве ж старушку сеть можно назвать новинкой?