Всем глупышкам посвящается
Шрифт:
За день Джек вновь пропал. Он ушел из дома прямо посреди ночи, оставив, тем не менее, привычную записку: "За то, что ты всегда прощаешь меня". Своеобразное извинение никак не объясняло того, что с ним происходит. Мужчины слишком другие, слишком инопланетяне, чтобы пытаться их понять. А раз так, я устроила посиделки с друзьями, чтобы отметить очередной поворот в жизни.
Черт возьми, я не видела их вечность. Договорились встретиться у Светы дома. По счастливой случайности нам удалось собраться всем вместе. К тому времени Света уже жила сама. С Сашей они расстались. Кажется, это она его бросила. Сколько себя помню, да и помню Свету, парни успевали надоесть ей первыми. Про парней Кати и Влады мы даже и поговорить не успели. Вечер начался разговорами об учебе и поездках. Мы откупорили бутылку мартини, сидя на кухне, когда в дверь позвонили. На пороге стояло пять человек. Из них четыре парня и одна девушка. Чуть позже выяснилось, что это отголоски старых добрых дворовых компаний. Тесной связи с ними не осталось, зато в скучные минуты всегда можно было позвать гостей. Собственно, до этого мы сидели тихо. Но вот один парень, кажется, его звали Алексом, достал из Светиного шкафа гитару. Девушка запела, мы подхватили, и вскоре бренчание струн завлекло нас в дебри душевных разговоров. С лучшими друзьями и случайными людьми мы обсуждали мой переезд, общие планы на будущее, рассказывали секреты. Не хотелось, чтобы вечер заканчивался. Парни стали зазывать нас танцевать. Пока я ставила музыку и помогала Свете унести посуду, я заметила, как к Владе подсел парень, все еще державший гитару, и как Катя кружилась в такт музыке с другим. Так странно - еще недавно все казалось таким понятным и серьезным. Я глянула на Катю, она подмигнула мне и потянула за руку на "танцпол". Вскоре Влада с Алексом тоже присоединились. Спустя час, когда мы опустились на диван, чтоб дать ногам отдохнуть, Влада с ужасом в голосе заявила, что утром на тренировку, а то самое утро вот-вот наступит. Мы дружно принялись отговаривать ее от идеи заниматься спортом на слегка нетрезвую голову, но вдруг мне позвонил Джек, и с разговорами было покончено. Через пятнадцать минут он уже стоял среди всего этого бедлама, смотря на меня, как отец на провинившееся дитя. Затихла музыка, окончились разговоры. Он схватил меня за руку, а парни тут же повскакивали со своих мест, готовые на необдуманные действия в любой момент. Света жестом остановила их. Я махнула рукой резко вниз:
– Подожди меня внизу. Сейчас спущусь.
Он ни с кем не попрощался и молча ушел. Сложно забыть, сколько ненависти было в тот вечер в этих всегда таких добрых и наивных глазах. Я на скорую руку попрощалась со всеми, умирая от неловкости, среди которой мы все оказались из-за меня. Девочки взяли с меня обещание скоро встретиться, а я опускала глаза, проклиная свою судьбу. Мне хотелось еще остаться и еще повеселиться с ними, но я не могла. Пока за мной закрывалась дверь, я услышала голос Алекса: "Вот поэтому я и против брака".
По дороге мы не сказали друг другу ни слова. Волю эмоциям Максим дал уже дома.
– Какого черта тебя нет дома среди ночи?!
– орал он.
– Ты могла ответить мне хоть на один звонок, или ты глухая! Весь мир для тебя - этот мелкий выродок цивилизации, но, когда надо, ты даже звонка на нем не замечаешь, идиотка!
– Ненавижу тебя!
– бессильно крикнула я, и он схватил мои запястья в гневе, стал трясти меня всю; я лишь только плакала и повторяла, - Ненавижу! Чертов психопат! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
И он разжал свои тиски. Его глаза ошарашено глядели на меня, так, как будто, этот человек только проснулся и понял, кем он был в том жутком сне. Джек громко дышал, всякий раз, как нервничал по любому поводу. Тут же он, казалось, не дышит вовсе. Он просто молчал и смотрел, не моргая. Я боялась, что вот-вот он сделает что-то еще ужаснее, что, если так, я, в лучшем случа, уйду от него, а в худшем... Но лютый зверь в нем растворился и исчез. Мягким, покладистым голосом привычного Макса он произнес:
– Пожалуйста, не говори этого больше. Это разбивает мне сердце.
Его губы дрогнули. Казалось, он готов расплакаться.
– Это правда, - сказала я, отходя от него.
– Я терпеть тебя не могу, и так будет уже всегда. Я тебя не понимаю. А ты не понимаешь меня. Джек, ты все рушишь.
Он сделал шаг ко мне навстречу, а я быстро убежала от него и закрылась в нашей комнате. Ночью я слышала его шаги. Он сел у двери, подпирая ее, но не пытаясь открыть. Он просто сидел и молчал.
Я больше не плакала. Мне было обидно, больно и противно рядом с ним, но плакать из-за него я не умею. Женщина не ради всякого мужчины пустится в слезы. Если такого порыва не было и нет, не нужно тратить время друг друга - это не любовь. Вдруг мне позвонил Джек. Настоящий.
– Что с тобой?
– спросил он, глядя на мое лицо.
– Почему ты выглядишь так грустно?
Я не ответила, только пыталась не смотреть на него. Один взгляд в таком состоянии - и я пропала.
– Пожалуйста, малыш, не молчи.
– Не лучший был денек, знаешь, - сказала и утерла предательскую слезу на щеке, когда все же посмотрела на это личико.
– Что случилось?
В глазах Джека было столько доброты. Он никогда бы не обидел меня. Там, на другой стороне мира, вокруг него рай... Но я пребываю не на правильной стороне.
– Мы... Я и он. Мы поругались.
Джек поменялся в лице, осунулся и пододвинул камеру:
– Он чем-то обидел тебя?
Да, это же я, я его обидела. Но ему я этого сказать не смогла. Я просто кивнула и молча посмотрела на дверь. Знаю, Макс еще там. И он все слышит.
– Ублюдок, - донеслось с той стороны экрана.
– Зачем ты его терпишь?
Я долго смотрела, как переливаются его волосы на свету, как кто-то грохочет, проходя за его спиной. Джек звонил с работы. Какой-то парень даже махнул мне. Но ни я, ни он не улыбнулись в ответ. Наши лица были печальны и даже чем-то похожи друг на друга.
– Потому что тебя все равно нет, - сказала я и выключила чат.
Тогда уже можно и нужно было рыдать, отдавая подушке, как прежде, все горести и невзгоды. Он звонил мне еще не раз, еще не раз писал, но все без ответа. Не хотелось делать себе и ему хуже. Всю ночь я провела без сна, вспоминая своего Джека и свою привязанность к нему. Параллельно вспомнилась и школа, и свобода, и события. То, как мы каждой минутой друг с другом делились и были счастливы в своей близости.
На утро я вышла к Максу с опухшими глазами и усталым видом. Но еще до этого я успела ответить Джеку на все его попытки связаться со мной: "Все со мной в порядке. Я позвоню, как только смогу".
Макс протянул мне записку: "Утром ты выглядишь еще краше". Конкретно в данный момент это звучало, как издевательство.
За день мы не произнесли и слова. Собрали вещи, а на следующий - уже были в домике в деревне, если это можно так назвать.
Пожалуй, время жизни в домике было самым сухим и никчемным временем нашего брака. Мы провели там ровно два месяца - с начала апреля до начала июня. Самым сложным было умудряться сочетать такую жизнь с учебой. Иногда приходилось ездить в университет, чтобы сдавать всяческие контрольные, но, в целом, у меня получалось справляться. В остальное время все, с чем я боролась - нестерпимая скука и тоска. Там приходилось быть одной. Джека по утрам я больше не заставала. Он возвращался вечером и, о ужас, нам было не о чем больше говорить. Что у него на работе, что там в городе, как там политика, не убили ли кого-то у него на глазах, не встретил ли он на улице свою первую любовь - я ничего этого не знала и не знаю. Джек теперь часто читал и редко брился. Говорить он вообще не любил. Живешь, как с рыбой: покормила, и ладно.
Мы старались обустроить домик так, чтобы пусть и в этой тишине мертвецкой, нам было бы уютно. Вокруг домика не было близких соседей, более менее развитой инфраструктуры, занятных видов и полнейшее остутсвие шумов. Резко мы оказались в неком вакууме, задержка в котором означала быструю потерю рассудка. Когда вдвоем отгораживаешься от живого мира, наступает гармония с партнером, а что делать, когда и отгораживаться не от кого?
С первой минуты в доме, мне захотелось бежать обратно. Я жила в разных местах, никогда в богатых, но всегда в уютных и атмосферно качественных. Здесь же, в этом укрытом от городов месте, не было ничего, кроме девственной природы. Это, конечно, радует глаз, но не так, чтоб ублажить его, и не так, чтоб не умереть со скуки на третий день. Но надо было брать себя в руки, а еще брать в руки метлу, щетку, швабру и делать из старья винтаж. Так как никаких дел все равно не было, я понемногу приучила себя к каждодневной работе строителя, дизайнера, штукатурщика и всех прочих. За два месяца трудов, с частой помощью мужа, наш неказистый дом стал похож на большое светлое жилище молодой пары. Во дворе я даже собралась посадить сад, но дальше одного куста роз дело не пошло. Пришлось обходится тем, что есть.